Колымский котлован. Из записок гидростроителя

Старичок уходит. Я разуваюсь и лезу на нары. Ложусь на спину, руки под головой, пальцы в замок. Потрескивают в печи дрова. Отсвет дрожит на двери и на потолке. Тепло. Подсчитываю, сколько получится в пяти лесовозах свеч и свай. Ребята обрадуются, хотя это и капля в море, но все-таки! Вдруг чувствую, будто меня крапивой жалят. Шею, ноги, что за черт? С потолка словно дробинки падают. Зажигаю свечу. Меня атакуют клопы. Открываю огонь спичками. Крупное вражеское соединение частично уничтожено, частично обращено в бегство. Клопы куда хуже волков! Не выдерживаю, надергиваю сапоги на босу ногу, накидываю шубу и выхожу во двор.

Через мережку облаков проглядывают крупные звезды. Весь косогор выхвачен кострами. Сосновая стена леса отпивает медью. Пахнет пригретым деревом, мечется огонь. Зябко. Потоптался.

Захожу с другого торца в большую половину барака. На двухъярусных нарах вповалку спят лесорубы. Над раскаленными железными бочками на вешалках портянки и робы дымят. От запаха першит в горле. А они спят, хоть бы хны! Керосиновая лампа чадит. На поленьях у печки ссутулился старичок-инвалид, дремлет.

Возвращаюсь к себе. Отсвет так же весело пляшет по стенам. Пыхают жаром малиновые бока печки. Ложиться больше не решаюсь. Сажусь за письмо другу.

«Дмитриевич!

Мы живем по-разному. Я и Андрей живы и здоровы. Тянем лямку в одной упряжке, строим, я уже тебе писал. Ведь на будущую зиму ему в школу. У меня душа разрывается, в какие руки попадет пацан. Я бы взял его к себе. А куда? Я и сам-то весь тут. Ни кола ни двора.

Ты спрашиваешь, каков у нас пейзаж? Есть ли рыбалка, охота? Все есть, Юра.

Если захочешь к нам приехать, лучше до Дражного самолетом, потом пересядешь в машину, зимой сподручнее на вездеходе, летом на вертолете. На машине будешь ехать ущельями. Вначале коридором леса, потом редкая колючая лиственница, еще повыше стланик, и тут у тебя начнет закладывать уши. Глохнешь. Это высота.

И откроется на самой макушке гор перед тобой страна Канкуния! По-якутски «камни». Камни, камни и горы слюды, ни одного деревца. На камнях бараки черные, потому что снаружи обшиты толью. Кучи дров вокруг них. Центральная улица отсыпана плитняком. На ней играют ребятишки. По ней упрешься в клуб.

Вот сюда — к слюдянщикам, мы и тянем высоковольтные линии, строим подстанции.

А нас с непривычки иногда «шатучая» валит. Эта болезнь от кислородного голодания. Тут однажды приключилось со мной такое. Пошел я пошукать каких-нибудь зверьков, забрался на каменную гриву — хоть рукой бери облака. А сердце — тук-тук. Вдруг в глазах зеленые круги, а в висках словно кузнечики молоточком по наковальне. Сколько я провалялся меж камней — не знаю, очнулся — кровь на рубахе, на бороде спеклась и высохла. А охота, особенно осенью, неплохая. Есть чем душу отвести.

Все я тебе, Юра, написал, все как есть, как ты просил. Если надумаешь, приезжай — буду рад.

Остаюсь твой Дюжев».

Самая большая сложность — закрепить на ЛЭП людей. Как это сделать? Об этом я часто думаю. Вот и сейчас думаю под вой мотора. Галка уехала, а каково Димке? Думать-то я думаю, но до сих пор ничего не придумал.