Колымский котлован. Из записок гидростроителя

«Мир, конечно, Мила, мир! Я был уверен, что ты поймешь!»

Вот и хорошо. Отлегло, отпустило. Вот и отлично. Какое, счастье, когда обоим все понятно. Умница она у меня.

Пока Старшинов рассказывал, костерок прогорел и головешки подернулись золой. А река уже дрожала в солнечных бликах. Как незаметно наступило утро.

— Воздух-то какой, Антон, — Старшинов встал с коряги, присел, снова встал. — Лес-то, лес-то, Антон, какой. Красота-то какая. И не знаешь, где лучше: здесь ли, на материке ли. Вот возвращался я тогда в Синегорию — по телеграмме. Еду в поезде по России. А за окном умытый дождями лес. И трудно сказать, когда он особенно красив. Весной ли, когда набухают почки, или в пору цветения, или летом? Смотри, и сейчас зеленый ковер сливается с горизонтом. Но мне больше по душе осенний лес. Знаешь, солнце его пронизывает, играет он разными красками. А когда окоем начинает ржаветь, видишь, и золото распадков, Антон, и синева, и все в настое томительной перемены.

— Слушай, Георгий Петрович, да ты же просто поэт.

— Не говори, Антон, только общение с природой человека делает…

— Погоди, — перебиваю я его. — Вот и молодость-то промчалась, и все пройдет, и нас с тобой не будет, а вот эта вся красота останется — справедливо ли?..

— Вот-вот, в том-то и дело — красоту ничто не должно разрушать… Она бессмертна. В том-то и суть… Ее надо понять, ощутить, и она войдет в тебя, и вы с ней станете едины, и ты не лишним…

— Что-то нас на лирику потянуло, а, Антон!.. Надо бы с часок вздремнуть. Сегодня тяжелый день — планерка.

Я отдраил песком котелок, и мы пошли по домам. Я знал, что к планерке в главном управлении Старшинов готовился основательно, с полными выкладками, цифрами, анализом. Из его графиков видно было, сколько и каких надо материалов, не вообще, а на каждый объект. Он даже определял «вторые эшелоны» на случай срыва, чтобы можно было занять бригады.

На планерку я припоздал, и когда протиснулся в кабинет, Старшинов уже докладывал. Георгий Петрович, как всегда, ничего не просил, он требовал, доказывал.

— Хорошо, Георгий Петрович, — перебил его Юрьев. — Давайте теперь исходить из реального. Что мы имеем? — с карандашом в руке приступил Юрьев. — Вы просите четыре бульдозера — можем дать два. Как вы смотрите, Иван Иванович? — повернулся Юрьев к начальнику управления механизации.

— Дадим два, Осип Владимирович.

— Так и запишем, Иван Иванович. Так, материалы мы распределили. Ну а кран делите между собой — с Дюжевым.

Георгий Петрович покосился на меня.

— Пусть Дюжев докажет.

— А что тут доказывать. Ясное дело — мне кран. Тебе же базу монтируем. В крайнем случае, до обеда поставлю колонны — и забирай.

— Годится…

С планерки мы вышли со Старшиновым и вместе направились к нему в управление: надо скорректировать работу бригад и участков на завтра. Мы шли по укатанной машинами каменной подсыпке.

— Мало, конечно, техники, — заговорил Старшинов.

— А что делать?

— Хотя, если хорошенько подумать, сманеврировать, да порасторопнее, то и двумя обойдешься.

— Тебе и карты в руки. Маневрируй.

…В приемной управления ждали Старшинова, Георгий Петрович не любил длинных совещаний и не видел в них смысла. Бетонщиков он отпустил сразу.

— С бетоном на завтра, — сказал он, — все ясно. Но а где мастера, прорабы?

— А что им тут делать? Это мы тут томимся, — сказал старший прораб базы стройиндустрии.

Начальники участков сидели за длинным, как платформа, столом и скучали. Старшинов коротко изложил суть дела и спросил, есть ли замечания. Замечаний не было. И он в недоумении пожал плечами.

— Ну что же, раз вам ясно — свободны. А ты, Антон, подожди меня. Почту разбирать не буду, только подпишу бумаги — посиди, и пойдем.

Я рассматривал кривую графика. Ломаная линия сползала вниз. «Да-а, нелегко Старшинову, и встретили его в штыки еще тогда, когда я его в первый раз водил по стройке». Как сейчас вижу: подошли к плотникам — Старшинов дотронулся до кепки.

— Здравствуйте!

— Здорово, коль не шутишь, — приподняв от работы головы, отвечают плотники.

— И раз-два, взяли, — командует крутой в плече мужик. И они берут бревно.

— Лозунгов много, а с малой механизацией скупо, — замечает Георгий Петрович и представляется мужикам: — Я новый начальник СМУ.

— Слыхали, слыхали, — не разгибаясь, бурчит тот же сутулый. — А нам что, куль на куль менять — только время терять. — Он пустил топор носком в обрубок — распрямился. — Перекур, братцы! Раз начальник, значит, «Беломор» есть.

Георгий Петрович протягивает пачку, плотник берет «беломорину», долго разминает, прикуривает и заходится кашлем.

— Сена, что ли, подмешивают. Будто мы лошади.

А нас уже обступили. Георгий Петрович подходит к обналичке и, как бы невзначай, приглаживает.

— Э-э, товарищи, так дело не пойдет, построгать надо, подогнать, а то вроде непричесанно получается. Жить-то ведь сами будете, станет жена окна мыть — обязательно занозу запустит.

— Придираться каждый сможет.