За железными воротами начиналась огромная площадь, хаотически заставленная разной техникой. Честное слово, даже сеялка стояла. Кому, зачем, она тут нужна? Мы рысью пробежали мимо нескольких броневичков, и…
— Вот она, холера! Чума египетская! — не взирая на слова, Никифор с улыбкой гладил по капоту знакомый большеколёсный грузовичок. Он ему явно нравился. — Ай, красавица какая!
— Чего же красавица? Это скорее красавище. Трясучее красавище.
— Эвона, почто трясучее-то? Очень мягко идёт, вашсиятельство… — детина подозрительно сощурился и переспросил: — А вы подушки-то накачали?
— Какие ещё подушки?
— Та-ак, ясно, — Никифор тяжко вздохнул. — Значицца, так: заводим, — он крутанул кривой рычаг на капоте, автомобиль как-то сразу зафырчал, мелко-мелко дрожа. — Ага… вот за этот рычаг, — он залез в кабину и за что-то дёрнул, — тянете… И вот, значит, в таком разрезе.
Грузовичок словно немного приподнялся на своих колёсах.
— Это чего сейчас было? — спросил Пётр обходя автомобиль кругом.
— Так ить у её внутрях воздушная подвеска. Пневма! — Никифор важно поднял палец. — Ежели её не включить, очень трясти будет. Тут вы правы. Но вот с этой машинерией — другое дело же! Да!
— Петька, вот ты обалдуй! — Серго явно был недоволен прошлой поездкой. — Ты чего, инструктаж, перед тем как грузовик брать, не проходил?
Витгенштейн в кои-то веки выглядел обескураженным:
— Нет, я ж думал это обычный…
— Так ить, вашсиятельство, тута обычных и нету! — перебил его Никифор. — Тут же спецгараж ажно самого́! — наш провожатый вновь воздел палец, потом посмотрел на Петра и приопустил его. — Ну, для вас-то он папа родный, значит. А для нас — о-го-го!
— Да он и для меня о-го-го! — успокоил его Пётр. — И иногда даже ай-яй-яй! А скажи-ка мне, Никифор, — он приобнял детину за плечи, — а есть тут… — он обвёл площадку рукой, — что-нибудь такое… — Витгенштейн задумался, подбирая слова. — Короче, нам надо на охраняемый объект попасть…
— Ох, ты ж, батюшки! — Никифор решительно сбросил руку Витгенштейна с плеча. — Никак, дело тёмное задумали, вашсиятельство? Не дождётесь от меня помощи! Так и знайте! Я в делах злодейских не помощник. И вообще, шли бы вы отсюдова… раз такое дело!
— Да подожди ты, ты выслушай сначала, а потом гони нас в шею! Значит, смотри, вон его невеста, — он ткнул пальцем в Сокола, — девичник устраивает. А там охрана. А мы тут. Понял? А они там!
— А-а! Так бы сразу и сказали, вашсиятельство, ежели шалость-баловство, так подмогнём! — судя по всему Никифора прям отпустило, что мы не грабить кого собрались. — А там точно его невеста?
— Да я тебе говорю! Нам бы сквозь охрану проскочить, и там — опа! Вот они мы!
Судя по всему, Петра начал отпускать коньяк, и что конкретно мы будем делать на девичнике, он или ещё не придумал, или вообще не знал. Но нас такими мелочами было не остановить! Вижу цель — не вижу препятствий!
— Да-а, задачку вы мне загадали. — Никифор почесал подбородок и решительно махнул рукой: — Надо Кузьмича будить!
— Это еще кто?
— Это главный наш. Оне сегодня усугубили с водителями. Отсыпаются, значит.
— А он нас не сдаст? — подозрительно спросил Иван.
— А чего сдавать-то? Ежели и правда шалость великокняжеская, так вы ж и прикроете, если что. Ну ещё и благодарность бы… э-э-э… жидкую. Вы не подумайте, взяток не берём! Так, для сугрева иногда.
— За благодарностью, извини, сами сбегаете. Ибо человецы суть, и всё что было, уже употребили, — Сокол вытащил из кармана несколько купюр и сунул Никифору, царственно повелев: — Буди! Если что, на меня всё валите.
НЕТ, ПОГОДИТЕ…
Тут я с поразительной отчётливостью почувствовал, как в моём организме три флакона антипохмелина вступили в неравный бой с конскими дозами принятого алкоголя. Все окружающие звуки и краски то становились кристально-отчётливыми, то мутнели и отдалялись. В краткую секунду просветления до меня дошло, какой безумной дичью выглядит всё, что мы сегодня натворили.
— Ваня, ты бы прыть-то поумерил, — попытался я донести своё озарение до князя. — Как бы Дядя…
— А что дядя? — Ивана, похоже, тоже штырило. Он то начинал быстро говорить, то делал длинные глубокомысленные паузы, во время которых начинал раскачиваться, словно на палубе в качку. — Ты вообще в курсе, что
Иван вдруг начал расплываться, и я торопливо спросил, пока он не истаял, как чеширский кот:
— А италийцы?
— А что италийцы? — картинка моргнула и проявилась с глянцевой чёткостью. Только, кроме своих обычных, у него теперь обнаружилась ещё пара ушей. Как у рыси. Рыжих таких, с кисточками. — Они и снимали, — объяснял Великий князь, подёргивая этими ушами, — и потом через всю Европу к себе волокли. Там чего-то в ходовых машинах повредилось.
Я сморгнул, но картинка не изменилась. И при этом мне не давал покоя размах гуляний:
— Да нет, я имею ввиду и что, прям утёрлись италийцы?
Сокол хохотнул: