— А что, чаю поставим? — живо спросила Серафима, неудержимо улыбаясь.
— А, может, гулять пойдём? Карусели-то ещё не уехали? А чай и вечером попьём.
— Не уехали! — она крутанулась на каблучке. — Я тогда переодеваться!
Не успела она умчаться, как из вторых дверей выглянул папаша-Шальнов:
— А я думаю: что за шум? Что за крик? Приветствую, Илья Алексеевич!
— И вам, Александр Иванович, доброго здоровьица.
— Ну-с, как ваши ощущения от поездки? Какие дальнейшие планы?
— Неплохо. По сравнению с прежними моими контрактами — курорт. А планы — вот, можете взглянуть, — я предложил ему лично посмотреть контракт, и Александр Иванович, кажется, остался вполне доволен увиденным.
Знал бы я, что не всё время в Монголии будет курортом…
20. УДИВИТЕЛЬНАЯ МОНГОЛИЯ
НЕ ВСЁ КОТУ МАСЛЕНИЦА
Четыре дня пронеслись как один — едва успел родителей с Мартой сгонять проведать. Маман чинно доложила мне, что «занятия идут», но в таинства снадобьеварений даже краем посвящать не стала. Да и не надо мне тех подробностей, главное: все при деле, всё спокойно — и слава Богу.
Вторая поездка в Монголию тоже прошла рутинно — даже скучно.
Вернулся домой, повторил заход в банк. Вместе с остатками, как говорит батя, «былой роскоши» получилось четыреста двадцать рубликов с копейками. Сразу поехал, посоветовался с батей.
— Ты, Илюшка, малость ещё погоди, — посоветовал он. — В лужу сесть неохота. У нас с матерью, сам знаешь, заначка сейчас пустая. А на хорошую свадьбу тыщонку-то надо. Как рублей шестьсот будет запас — можно с предложением идти.
Покрутил я так и так — прав батя. Хотя бы ещё раз в сопровождение сходить, а там можно и с серьёзными намерениями подкатывать. Поехал к Серафиме. Греет мне душу всё же, как она моим приходам радуется. Погоды, правда, в этот раз стояли дождливые, мы всё больше под присмотром тётушки дома сидели.
Хотя, нет! В первый же день, в субботу, были в театре, приезжая столичная труппа ставила оперу «Царская невеста» сочинения господина Римского-Корсакова, и Серафимина тётушка сочла это развлечение приличным. Не спорю, красиво. Но драматически. Дамы плакали, утирая глаза платочками.
А в воскресенье ходила к сестре Наталье с Олегом на небольшой дружеский вечер (подозреваю, затеянный специально ради того, чтобы «поспособствовать» нашим отношениям).
А двадцать девятого я отправился в свой третий сопроводительный рейс. Знаменательный.
Шагоход неспешно трусил чуть в стороне от тракта. Я с высоты «Саранчи» обозревал унылые окрестности. Вот до чего же человеки — жертвы привычек! Неуютно мне тут, глаз проваливается в даль бесконечную. У нас-то в Восточной Сибири как: деревья, сопки, перелески. А тут до горизонта — словно тарелка ровная. Неуютно. А местные ничего, живут уж на сколько тыщ лет.
На ночлег встали у какого-то озерка. Оно и не сильно большое, а тоже занято. На противоположной стороне юртами всё забито, флаги яркие. Кажись, праздник какой. Ну да не наше то дело. Тракторавыставили телеги с грузом в круг, караванщики сноровисто натягивали тент.
Младший помощник повара, Пашка, спешно рылся в своей поклаже, отыскивая рыболовную снасть. Мы у этого озера постоянно останавливаемся, и в прошлый раз кухня приметила, что рыбы в нём — просто завались! Натурально, хоть сачком греби. Местные, оказывается, рыбу не ловят и не едят, будучи железно уверенными: поешь рыбы — умрёшь!
Бывалые караванщики толковали, что это всё из-за прежнего монгольского устройства. Дров-то мало. Они и хлеб не пекут, и мясо на наш русский вкус полусырое едят. «Горяче сыро не бывает» — слышали? Вот, отсюда.
Рыбу-то сырую начнёшь есть — поди, нахватаешься какой-нибудь пакости. А с медициной тут у них тоже… своеобразно.
В общем, Пашка настрополил удочки, выцепил из закромов банку, в которой, в заботливо досыпанной влажной земельке, шевелились отборные дождевые червяки — и пошла рыбалка. Подлещики, один здоровее другого, кидались на наживку как ошалелые, мне аж завидно стало.
Через некоторое время на берегу появились местные зрители довольно юного возраста — пацаны лет по семи. Они с азартом наблюдали за Пашкой, громко на своём комментируя и тыча пальцами. Пашка, видя такое внимание, подбодрился и начал время от времени показывать пацанам особо крупные экземпляры, покрикивая: видали, мол? Вон какой здоровый!
Никакие крики — ни Пашки, ни зрителей — не перебивали невиданной рыбалки. Подошёл сам Трофимов, постоял, уперев руки в боки и посмеиваясь выкрикам Пашки и местной ребятни, а потом и говорит:
— Ты, Паш, знаешь, чего они верещат?
Поварёнок оглянулся на галдящих пацанов, среди которых, кажется, готова была назреть потасовка.
— Не… Я ж по-монгольски ни бельмеса.
— Они, Паша, рассуждают, что ты — дурень. Наловил рыбы, сейчас наешься — и помрёшь. А они сидят и делят, кто что себе заберёт: кто сапоги, кто шапку…
— Вот же ж ядрёна вошь!
— А вон тот, поздоровее — вишь, драчунов разнимает — самый деловой. Предложил всем подождать, пока ты весь караван рыбой накормишь. Когда русские все помрут — всем добычи хватит.