КОМ: Казачий Особый Механизированный (СИ)

Две хозяйки в доме! Маман с Серафимой ужились вполне мирно, но как только я приезжал домой — прям перемыкало их. Как шутил Кузьмич, старый ординарец нашего полковника: «Как набросилась — и давай любить! И всё, насмерть». Вот и у меня такая же история, только в двойном масштабе! Они почему-то решили, что в походе с караваном я впроголодь кормлюсь, и старались это компенсировать в четыре руки.

«Ильюшенька, я тебе борщечка твоего любимого…»

«Илюша, пирожка хочешь с севрюгой, я напекла?..»

«А вот котлеточки, с пылу — с жару!»

«Я тут гуляшик приготовила…»

Илюша то, Илюша сё — наперебой. А отказаться — ну сил никаких нету — вкусно очень! Да и обидятся.

А ещё Марта. Пока в Иркутске-то жили, я к её стряпне тоже пристрастился. Та хитрюга, вперёд старших женщин не лезет, просто сготовит штрудель какой-нибудь с яблоками иль с вишней… или колбасок своих домашних!.. тихонько на столе поставит и глазом косит: попробую аль нет?

За четыре дня они не только меня, они и батю так раскормить успевали, что он ворчать принимался:

— Илюшка! Я от твоей счастливой семейной жизни уже в штаны не влажу!

Между тем, дирижабли наши вполне оправдывали Афонины надежды, принося в кубышку примерно тыщонку в месяц. Да и мои контрактные ещё — в общей сумме на счету в банке около пятнадцати тысяч уже лежало, хотя я бы не сказал, чтоб мы в чём-то особо прижимались. За такие деньги хороший кусок земли можно было прикупить, вопрос только — где лучше? Собираясь за столом, частенько начинали заводить разговоры об участках — кто продаёт, да где? Пару раз с батей ездили посмотреть, приценивались.

Приближался конец моего годового монгольского контракта, можно было хороший надел купить да начинать наособицу строиться, и единственное, что меня пугало — что превратимся мы с батей в двух упитанных колобков, и от сладкой семейной жизни жопа у меня (прошу пардону) окончательно слипнется.

И-и-и… как говорится: будь осторожен в своих желаниях. Аккурат в последнее контрактное сопровождение стоим в Арвайхээре, я в очередной раз Гантулгу встретил, поупражнялся с ним в горловом пении, довольный пришёл к месту загрузки нашего каравана, смотрю — сам Трофимов процесс контролирует, мрачнее тучи.

— Что такое, Трофим Тимофеевич? Или навалять кому по-быстрому?

Тот в ответ крякнул и затылок потёр:

— Да вот, Илья, хотел я тебя уговорить ещё годик с нами походить, да, видать, не судьба, — и газету мне протягивает.

Догнала нас в пути русская почта. А там объявление: Российская Империя начинает военную кампанию в Сирии.

Вот тебе и пироги.

26. СИРИЯ

СБОРЫ

На последних перегонах перед Иркутском одна мысль только в голове и крутилась: И чем я, спрашивается, недоволен был? Жена умница, красавица, брак по любви. С деньгами, опять же, неплохо. Живи — радуйся. А что пузо от домашней стряпни как на дрожжах растет, так есть верный способ: пластырь на рот.

Ну, Илюха, теперь скинешь лишние килограммчики, порадуешься. Сбежать он от хорошей жизни хотел — ишь ты! Рысью прям метнулся.

И ведь метнулся. Сразу как был, на шагоходе — в связи с особыми обстоятельствами. Призыв когда вон объявлен, пять дней назад! Мне, конечно, Трофимов-средний сын справку выписал с печатью торгового дома, что, мол, уважительная причина. И что по первом известии выдвинулся в расположение. Однако, терзало меня неприятное ощущение, что опоздал, нарушил и так далее — ну, вы понимаете.

Но в канцелярии к справке отнеслись нормально.

— Это хорошо, что вы сразу по прибытии явились, — даже похвалила меня знакомая рыженькая канцеляристка, выискивая расписание грузовых транспортов. — О! Вот этот вам подойдёт. С Дальнего Востока «Император Константин», у нас будет делать промежуточную стоянку в понедельник, вам надлежит прибыть на погрузку к четырём часам пополудни, военный воздушный порт, третья платформа. Я вам выпишу назначение, на КПП объяснят, куда-чего.

Ну вот, ещё два с половиной дня на сборы получилось.

Дома меня встретили и с радостью — и со слезами. Все три, красавицы. Каждая в три ручья — в девять ручьёв ревут.

— Ну и чего ревём? — спрашиваю. — Я везучий. С трёх войн вернулся — и с этой возвернусь.

Еле как, с батиной помощью, их уговорил. А к себе пошёл, с дороги супругу дорогую обнять-поцеловать, она прижалась ко мне и говорит:

— Илюшка! У нас ребёночек будет.

Я сперва аж не понял. Смотрю на неё, глазами хлопаю. А она — снова реветь!

— Да что ж ты плачешь-то, Симушка? Радоваться надо!

— Я без тебя оставаться боюсь…

— Ты ж не одна! Маманя, батя. Марфушка вон тебе в помощницы. Да и до города рукой подать. А точно?..

— Точно, — она вытащила платочек и высморкалась. — К доктору анализы возили, да и маманя сказала: ошибки нет.

— Ну и славно! Имя давай придумывать.

— А не рано?

— А вдруг я к родам вернуться не успею?

И снова реветь! Да ядрёна-Матрёна! Еле как утешил.

Два дня меня собирали. Хорошо, в «Саранчу» много чего сложить можно — и вещей, и жратвы. Иначе был бы я как мул навьюченный.

В воскресенье были мне прощевальные родственные посиделки. Всю родню повидал — и сестёр с семьями, и материну родову.