Ком

Бродник, жуя, задумался. В принципе, деньги пожить спокойно дней шесть-семь или даже декаду у него есть, но вот появление в Клоссерге Астраи, пожалуй, делает эти планы слабо выполнимыми. В основном в отношении «спокойно». Значит, следовало линять.

— Да пару ски — отосплюсь, закуплюсь и тронусь. Ну, если ничего более денежного не подвернется.

— Поня-ятно, — протянул Толстяк. Некоторое время они сидели молча. То есть просто сидел именно хозяин бара, а бродник продолжат поглощать яичницу.

— Слушай, а Неваляшка здесь? — спросил Андрей, покончив с яичницей и опрокидывая себе в глотку остатки пива.

— Неваляшка сделал себе узор, — негромко ответил Толстяк. Землянин замер, прекратив есть, затем с натугой сглотнул не до конца пережеванное и тихо спросил:

— Когда?

— Позавчера, — так же тихо ответил хозяин бара. — И сразу же ушел в рейд.

— Один?

— Один, — согласно кивнул Толстяк. Они снова помолчали.

Неваляшка был последним из относительно старых бродников, который не делал себе узора, как и Андрей, страстно мечтая, что у него проснется-таки природная чувствительность к хасса. Он прибыл в Клоссерг всего через два месяца после того, как здесь появился сам Андрей. И продержался дольше всех. Ну, исключая, естественно, самого землянина. Все остальные из его партии «мяса» уже давно сделали узор. И только он все ждал и ждал…

— Наверное, не хотел встречаться с тобой, — продолжил Кемми. Андрей стиснул зубы. Ну что ж, значит, так тому и быть. Землянин молча кивнул и, отодвинув пустую тарелку, так же молча поднялся, скинул с линка на счет бара три с половиной креда за пиво и яичницу и двинулся к лестнице.

Вернувшись в комнату, Андрей рухнул на кровать, закинул руки со стиснутыми кулаками над головой и уставился в потолок. Это, выходит, теперь он самый старый бродник в Клоссерге, у которого нет узора? Впрочем, чего это он… Найденыш и так был самым старым бродником в поселении, который, вот идиот-то, до сих пор отказывался сделать себе узор и начать нормально зарабатывать. Потому что даже в некоторые уголки первого горизонта, причем наиболее прибыльные, то есть такие, в которых встречается наиболее опасная флора и фауна, соваться без узора было несусветной глупостью — схарчат, и не заметишь. Причем, со стопроцентной вероятностью. Но землянин, с упорством, достойным лучшего применения, все ждал и ждал, когда, наконец, у него проснется чувствительность к хасса. Ведь Иллис обещала ему… Андрей зло скрипнул зубами. Да мало ли что могла пообещать ему смертельно уставшая женщина, над которой смерть уже простерла свое крыло? Может, ей просто померещилось, может, она хотела как-то утешить его, может, готовила почву для того, чтобы он не сильно сопротивлялся, когда она, как собиралась, сделает его «долговым агентом»… И все это время Андрей надеялся на мечту, на невозможное, на чудо. А чудеса — они такие, они случаются очень редко и только с особливо избранными. А таким неудачникам, как он, надеяться на них глупо. До Неваляшки уже это дошло, а он все…

Успокоиться Андрей сумел только где-то через полчаса. Причем это произошло, когда он принял судьбоносное для себя решение. Завтра. Он. Пойдет. И. Сделает. Себе. Узор. Все, хватит страдать мечтами. Именно страдать. То, о чем он мечтал — невозможно. Если бы это было возможно, то оно давно бы уже произошло. А раз оно не произошло — значит, не произойдет уже никогда. Тем более, что одно чудо с ним все-таки уже случилось — он выжил. Выжил там, где выжить у него не было ни единой доли шанса. Так что лимит исчерпан. С этими мыслями он, наконец, заснул.

ЧАСТЬ I ПОТЕРИ КОМА

1

Андрей вывалился из вагона в привычную серо-черную скудность интерьеров станции «Волоколамская» и, стиснутый плотной толпой, побрел в сторону выхода. Во вставленных в уши горошинах наушников гремел рамштайновский «Mein Land». Маршрут был до тоски привычен (он начал работать продавцом на Митинском радиорынке еще на третьем курсе универа, а сейчас уже числился в полноправных арендаторах секции) — выйдя из метро, надо было перейти дорогу и с левой стороны, перед Универсамом «Пятёрочка», повернуть в Цариков переулок, а затем телепать по дорожке до пересечения с Пятницким шоссе. Потом подземный переход и вот он — дом, милый дом. Впрочем, это не дом, это — галеры…

На выходе из подземного перехода кто-то ткнул Андрея в бок. Он выдернул из ушей наушники и повернулся. Это был Степа, арендатор соседней секции, занимавшийся всякой радиообразной мутью — носимыми и автомобильными радиостанциями, декодерами, сканерами и тому подобным.

— Привет, Андрюха! — привычно прорычал он. Степа вообще разговаривал так, рыча и бухая, отчего уборщица Ниловна обзывала его «Жигурда», хотя внешне он на него был совершенно не похож. Андрей молча тиснул руку для приветствия и, окинув Степу взглядом, поинтересовался:

— Чего это ты такой вздернутый?

Степа хмыкнул и покачал головой:

— Ты не поверишь!