Кома

У “лишенцев”, оставшихся в зале, было столько вопросов к Учителю и Пал Палычу, что собрание грозило затянуться прямиком до Судного дня. Поэтому, как сказал Учитель, “давайте сейчас по общим вопросам, а завтра с утра Пал Палыч с юристом приедут в общежитие и перепишут все договоры”. Зал, однако, обуреваем был исключительно личными. Душераздирающие монологи следовали один за другим, причем, как правило, упреки, угрозы и обвинения адресовались Пал Палычу, а заверения в преданности и готовности постоять до конца – дорогому Учителю. Оба принимали хулу и хвалу стоически. Впрочем, когда один из выступавших – Катя его не знала – сумел выбраться из наезженной колеи и обмолвился, что завтра же пойдет в прокуратуру с заявлением на обоих, Учитель встрепенулся и разъяснил залу, что товарищ неправ, поскольку, оно конечно, братство прихлопнут с радостью, только того и ждут, однако квартир в таком случае никто никогда не получит, это точно. И даже если не удастся покончить с братством – все же орден не муха и не комар, чтобы бояться пухлой прокурорской ладони, – то доступу к новым подрядам, то есть к новым квартирам, подобная инициатива может воспрепятствовать даже очень. Не успел Учитель закончить, как на неосторожного кандидата в Иуды набросились свои же товарищи по несчастью, причем с таким пылом, с таким прорвавшимся остервенением, словно он-то и был главным виновником всего. Пал Палыч с Учителем получили долгожданный тайм-аут, на протяжении которого по-отечески, то есть без надрыва, призывали народ к порядку. Наконец зал выговорился, а несостоявшийся Иуда раскаялся. После чего мало-помалу удалось направить разговор в конструктивное русло.

– В общем, они предложили поменять свидетельства о праве собственности на договоры займа, потому что, как сказал Учитель, “вы-то и есть наши главные кредиторы, именно благодаря вам ордену удалось закончить строительство”. То есть кто хочет, может остаться при свидетельстве, но правильнее переписать, по займам будет капать процент. А зачем им это понадобилось, Комэра Георгиевна, я так и не поняла. И никто толком не понял.

– Потому что, Катюша, он теплый и честный несмотря ни на что. Вот почему…

– Да, – согласилась Катюша. – Теплый и честный.

А когда все расходились, произошло чудо. Пал Палыч попросил Катю задержаться, отвел в сторонку, огляделся по сторонам, внимательно посмотрел на нее и с непроницаемым видом протянул связку ключей. К связке была привязана бирка с номером квартиры.

– Держи, Вахрушева. Только никому ни гу-гу. Поняла?

У Кати закружилась голова и подогнулись коленки, она едва не бухнулась ему в ноги, но Пал Палыч упредил, удержал за локоток и строго предупредил, чтоб без глупостей, чтоб вообще никому не слова, понятно? Типа он тут ни при чем, личное распоряжение, сама знаешь, кому обязана…

– Знаешь? – переспросила Кома.

Катечка закивала, заулыбалась, личико ее осветилось неземным светом. Конечно же, она знала. Она всегда знала, всегда надеялась, так что снисхождение Учителя к ее бедам, при всей своей расчудесности, было не просто чудом, а чудом предвосхищенным, отчасти даже закономерным. Конечно же, она знала…

– Вот и хорошо, – сказала Кома. – Все-таки он действительно…

Катя кивнула. Ощущение того, что Учитель беседует с каждой из них, было настолько полным, настолько значительным, что говорить не хотелось. Хотелось просто сидеть, взявшись за руки, и наслаждаться весомой полнотой своего молчания.

А ведь никому никогда не удавалось вести с Учителем диалог на равных. Последнее слово всегда оставалось за ним. Как-то она упустила это в своем молчаливом ночном торжестве. А зря.

На другой день, действительно, Пал Палыч прямо с утра заявился вместе с юристом. Обошел всю общагу, уточняя с переселенцами ускоренный график переезда; по ходу признался Коме, что на него давно давит заводское начальство, планирующее разместить в общаге своих гастарбайтеров. Три машины выделили под перевоз мебели (а самые нетерпеливые переезжали своими силами) – затем обосновался в Комином кабинете, разложил на столе бумаги и приготовился к приему столпившихся в коридоре “лишенцев”.

– Ты бы сначала со мной рассчитался, Палыч, – напомнила Кома.

– С тобой? – переспросил Пал Палыч. – Можно и с тобой…

Порылся в бумагах, что-то нашел, потом посмотрел на Кому:

– А где твое свидетельство?

Кома полезла в сейф за папкой с документами, достала оба свидетельства: свое и Лешкино.

– А зачем они тебе, Палыч?

– Затем, Кома, что мы их меняем на договор займа. Вот тут подпиши.

– Какого займа, Палыч? А ключи?

Пал Палыч ничего не ответил.

– Где мои ключи, Палыч? – тихо спросила Кома.

– Нету твоих ключей, Кома, – так же тихо ответил Пал Палыч. – Уплыли твои ключи вместе с квартирой.

– Как так? Это же…