КОМА. 2024. Вспоминая Джорджа Оруэлла

Гольский замолчал, пытаясь унять охватившее его волнение и дрожь в руках. Его жесткие слова словно наотмашь хлестали меня по щекам. Я почувствовала, как краска заливает мое лицо и как оно начинает гореть. В эту минуту мои собственные переживания казались мне такими ничтожными и жалкими, что мне захотелось попросить у Павла прощения за весь мир, игнорирующий проблемы этих по своей сути добрых, отзывчивых и беззащитных людей.

– А ты задумывалась, Женя, – подхватила слова мужа Мара, – почему наш Неверск теперь называется Солнечногорск? И почему Послушники трудятся за миску баланды, а львиная доля зарплат Средних и Низших уходит на налоги, коммуналку и оплату прихотей ГГ и его семьи? Почему многие живут в землянках? И почему мы ходим, согнувшись в три погибели и свесив головы?

– Потому что вы трусы! Вы не боретесь! – сопротивляясь напору друзей, жестко ответила я, гладя Маре прямо в глаза. – Потому что вы боитесь собственной тени! Страх парализовал вас!

– Неправда! Мы боролись и боремся. И ты напрасно обвиняешь нас в трусости. Мы делаем все, что в наших силах, несмотря на ситуацию в стране, – отчеканивая каждое слово, твердо сказал Гольский. Он уже вполне справился со своими эмоциями и сейчас излучал уверенность в себе и своих силах, стойкость и непоколебимость. Именно таким я видела его в избушке егеря. – Репрессивная машина налажена здесь превосходно, а слежка через сеть работает безотказно. А еще мы совершенно не чувствуем поддержки со стороны других демократических государств. Весь мир, ваши чиновники и имеющие власть первые лица государств давно махнули на нас рукой. Они не хотят видеть всей правды. Они заигрывают с распоясавшимся диктатором, в надежде, что он будет сдерживать иконийскую чуму, которой вы боитесь, как огня. Вам нужен буфер между вами и Иконией. На карте мира, мы лишь маленькое черное пятно, разделяющее вас и агрессивное милитаризованное государство, которое в любой момент может развязать новую мировую войну. Вам наплевать на нас, простых людей, на наши мечты, желания и устремления. И, по большому счету, на наши права и свободы! – Павел перевел дыхание и спросил: – А вот ответь-ка мне, Женя, вот на такой вопрос: Как думаешь, почему у нас запрещены контрацептивы и аборты?

– Прости, Гольский, но это какой-то глупый и бессмысленный вопрос, – растерянно отозвалась я.

– О нет, дорогая. Не глупый и не бессмысленный. Ответ на него очень важен. Естественный прирост населения страны нельзя остановить. Правильно?

– Да.

– А что делать, если демографическая ситуация в стране с каждым годом становиться все хуже и хуже?

– Конечно, этот вопрос необходимо как-то решать, – ответила я, лихорадочно подыскивая в мировой практике пример решения этой проблемы.

– А как? – наступал Гольский. – Так вот, сегодня для ГГ увеличение рождаемости – это дело наипервейшей государственной важности. И если в годы Стабильности можно было встретить многодетные семьи и женщины рожали по двое и трое детей, то теперь два ребенка в семье – это непозволительной роскошь для подавляющего количества семей Элитарии. Многие вообще не хотят заводить детей и иметь полноценные семьи. Издать Указ и насильно заставить женщин рожать невозможно, а вот запретить предохраняться и избавляться он нежеланных детей – это, пожалуйста, без проблем. За последние годы население страны уменьшилось настолько, что скоро некому будет работать и содержать Высших и пенсионеров, которых до 75 пока еще нельзя отправлять в ЛК. А рабы – это, как считает ГГ, выход из демографической ямы и решения экономических проблем. Послушники будут размножаться, потому что природу не обманешь. Они будут давать государству новые бесплатные рабочие руки. И чем больше рабов, тем больше будет оставаться денег в казне. Ни зарплат платить не надо, ни пенсий, ни пособий. А неотъемлемое право на свободу станет мифом, опасной иллюзией, которая со временем будет искоренена, как страшная ересь. И останется лишь одно право – пахать до смерти на новых феодалов.

В кухне повисла тяжелая тишина. Мне нечего было сказать Павлу. Он был прав во всем.

Мы решили вернуться за игровой стол, но игра не пошла. Около полуночи Нырков сказал, что перед дорогой ему желательно выспаться и посему он решил откланяться и добавил, что заедет за мной в восемь утра. Я не возражала. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Серега отправился домой, а мы с Гольскими разбрелись по своим комнатам. Оставшись в одиночестве, я позвонила Олафу и сообщила, что завтра еду в Столицу в гости к своей бывшей преподавательнице Бельской Анне Станиславовне, которая нынче занимает высокий пост Главного Идеолога Страны.

ЧАСТЬ 2

День пятый.

1.

В назначенный час я стояла у подъезда и гадала на какой машине приедет Нырков. Мне почему-то казалась, что, учитывая его былые заслуги, властитель оставил ему какое-то крутое импортное авто. Но я ошиблась. Серега лихо подкатил ко мне на «Элли» и с улыбкой широко распахнул дверь.