Шум дождя заглушал все остальные звуки. И вдруг я услыхал, что Хорст зашевелился. Я напряг мышцы, готовясь к прыжку.
Немец медленно, осторожно встал на колени. Он пополз не ко мне, а в ту сторону, откуда слышались стоны Рикардо.
В первую минуту я даже почувствовал некоторую долю благодарности к нему, что он не меня собрался прикончить.
«Да и понятно, — тут же подсказала мне мысль, — в тебе он еще нуждается. Что он сделает один?»
«Значит… он хочет поставить меня перед свершившимся фактом. К тому времени как я проснусь, Рикардо будет уже мертв. Покончил с собой, — пояснит Хорст. Быть может, к своим словам он приплетет сказку о том, будто Рикардо слыхал наш вчерашний спор. Он, то есть Хорст, виновен лишь в том, что завел этот разговор. Поди докажи обратное».
«Не сцепишься же ты с ним, Фери, из-за одного подозрения?! Надо его уличить».
Непрерывный шум дождя помогал не только ему, но и мне.
Я осторожно встал на четвереньки, так, как это делают бегуны перед стартом.
Хорст тем временем уже добрался до больного. Его рука поднялась, когда… Когда я схватил ее…
Он завопил от боли. Этот дикий и в то же время жалобный вопль вполне мог принадлежать и медведю, и волку…
Нож он выронил, но сдаваться не думал. Он схватил меня за запястье. Сжал его с нечеловеческой силой. Пожалуй, только отчаяние может придать такую силу!
Мы оба тяжело дышали. Катаясь и кувыркаясь, поочередно беря верх, мы били, кусали, лягали друг друга.
Борьба шла не на жизнь, а на смерть.
В кулаке я сжимал нож, а Хорст выкручивал, ломал мне руку.
Он хотел отнять у меня нож. А я теперь был уже не прочь сам ударить им. Ударить насмерть! Убить! Покончить с этим взбесившимся зловредным хищником.
Легкие мои работали с шумом, как мехи, со лба стекали едкие капли пота.
Наконец я почувствовал, что он стал сдавать. И тут одним резким рывком я высвободил свою руку.
Я ударил. Раз, другой, третий. Так, как этому учили меня еще в Форт-Брагге. Меня и его тоже.
Он еще хрипел, когда я поднялся. Я был слишком обессилен, чтобы бить точно.
Только теперь я вспомнил про Рикардо. Он издавал глухие клокочущие звуки, будто силился сказать что-то.
Я считал, что он лежит без памяти, но любопытство заставило меня подойти к нему.
Несмотря на тусклый ночной свет, лицо его можно было разглядеть: он смотрел на меня расширенными глазами. Потом веки его опять опустились, он снова впал в забытье.
Тыльной стороной руки я стер пот со своего лица.
«Как же мне теперь быть? Что он видел?»
В ту минуту для меня этот вопрос был важней всего на свете. Если мы доберемся до дому, — а мы доберемся, так как я уже принял твердое решение с зари начать подтаскивать Рикардо к морю, — то он может меня выдать.
«Знает ли он, что я это сделал ради его спасения? А если нет? Если он увидал только конец драмы, когда я прикончил Хорста?.. Что теперь, и этого убить, что ли? В таком случае для чего понадобилась эта резня?»
Я склонился к Рикардо и погладил его лоб. Он был горячий, более того, раскаленный.
«Я спасу его. Это важнее того, что он скажет потом обо мне. Если, конечно, мы не погибнем оба. А там видно будет… только бы спастись!»
Труп немца я ногой столкнул в болото. Остальное сделают крокодилы. Сам без сна провалялся до рассвета.
Прежде чем идти, я разгрузил свой багаж, оставив лишь самое необходимое. Пришлось расстаться даже с нужными предметами.
Я взвалил себе на спину находящегося в беспамятстве Рикардо, привязал его и поплелся к югу.
С этого места до моря — как позднее я установил — было пятнадцать миль.
Пятнадцать миль — сорок часов!
Болото, пиявки, удушливые испарения. В придачу хлещущий дождь.
Я тащил на спине человека. Человека без памяти, с отяжелевшим телом, человека, невыразимо тяжелого для меня — измученного и обессиленного.
Подошвы у меня распухли, нестерпимо болели — этой напастью наградило меня болото.
«Боже ты мой. Что за дорога… Окончится ли она когда-нибудь?»
Сколько раз я готов был уже перерезать веревки, связывавшие меня с Рикардо, и дать упасть ему в трясину или оставить его на одном из островков.
И не мог. Ведь из-за него я убил Хорста.
Когда передо мной наконец блеснули синие воды Карибского моря, я решил, что это видение, мираж или попросту бред моей воспаленной фантазии. Но тут я услыхал — о счастье! — услыхал плеск бьющихся о берег волн.
— Не может быть! Не может быть! — бормотал я, чувствуя, как по моему лицу обильно катятся слезы, теряясь в густой бороде.
— Рикардо! Слышишь? Рикардо! Мы спасены!
Я тряс несчастного, заставляя его вернуться к жизни.
Он приоткрыл глаза. Они были мутны. Он даже буркнул что-то бессмысленное.
Почувствовав вдруг прилив сил, словно после отдыха, я надул резиновую лодку, которую чудом дотащил до моря.
Глава тринадцатая
В западне
Карибское море отнеслось к нам благосклонно, более того — дружелюбно. Оно попросту спрятало нас в лабиринтах бесчисленных островков.
Однако, признаюсь, меня охватывала дрожь при мысли о возможной встрече с рыбаками или с кем-нибудь из местного населения близ берегов. Но удача пока что сопутствовала нам.
И все же море причиняло нам немало неприятностей.