— Вот что, дорогой мой однополчанин, ты со мною не финти. Если не должен был говорить — одно; если действительно это только слухи — другое! — В глазах прокурора было столько печальной усталости, что Воронову даже стало его немного жаль. — Извини, Саша, рефлекс сработал, — чистосердечно признался он. — За то время, как ты не виделся с Савкой, столько всего произошло, что… — Воронов махнул рукой.
— Могу себе представить, если наш «вечный капитан» получил наконец звание майора, да еще в органах! — добродушно заметил Зелинский. — Ты не подумай чего, это я так, от боли за Савку. Особенно в последние дни заметил: ноет за него душа, и все тут!
— И не напрасно, — вздохнул Воронов. — Сейчас отвезу к нам этого Бондаря, и если ты свободен, то можем встретиться. Тогда и побеседуем,
— многозначительно добавил он.
— Отличная мысль, — оживился Зелинский. — Я буду ждать твоего звонка на работе, хорошо?
Пока они разговаривали, капитан спецчасти спешил в камеру, где сидел подследственный Бондарь. Он шел и, мысленно ругая себя, благодарил майора, которого сам и «волынил». Интересно, хватило бы у него порядочности, случись ему оказаться на месте этого майора? Вряд ли — признался он сам себе. Капитан Сидоров действительно был в том возрасте, когда нормальные сотрудники носили полковничьи, подполковничьи, в крайнем случае — майорские погоны. В том, что он оставался капитаном было трудно винить его самого и тем более кого-то другого. Его нельзя было назвать неисполнительным или некомпетентным работником, нет, он был толковым и старательным служакой, но… все это было в меру. Причем эта мера была такой маленькой, что некоторые думали о нем гораздо хуже, чем он был на самом деле.
В своих мечтах Сидоров сразу становился смелым, даже безрассудным парнем, любимцем окружающих. Но в действительности все обстояло иначе. Он был застенчив, неприметен, никогда не высовывался. И начальство его не замечало. Даже кадровики, случайно наткнувшись на его документы, делали удивленные лица, обнаружив, что он столько лет ходит в капитанах. Они давали себе слово, что попытаются узнать, с чем это связано, и… через пару дней напрочь забывали об «этом Сидорове» до следующего раза.
Надо заметить, что и должность начальника спецчасти он получил не как все. Несколько лет назад бывший начальник ушел по возрасту на пенсию. Исполняющим обязанности стал Сидоров, и не потому что был назначен приказом, а потому, что был его заместителем. «Наверху» решили вернуться к этому вопросу позднее и… естественно, забыли об этом. А Сидоров добросовестно работал, постепенно к нему прилипло — «начальник спецчасти», с чем и свыклось руководство. Но если бы кто-то решился найти приказ о назначении Сидорова на эту должность, то поиски ни к чему бы не привели. Никому и в голову не приходило, что приказа просто не существует. Таких людей вокруг нас много, и только их неприметность и ненавязчивость заставляет думать, что их раз-два и обчелся.
А в это время подследственный, к которому шел начальник спецчасти Сидоров, стоял посередине камеры перед тремя «накачанными» парнями. Судя по тому, что для этого противостояния сокамерники дружно освободили место, ему должно было предшествовать что-то неординарное.
Все началось несколько дней назад. В тот день в камеру втолкнули трех приятелей, которые сразу же повели себя нагло. По всем тюремным законам вновь прибывший должен первым делом осведомиться, есть ли в камере «вор в законе» или хотя бы «хозяин камеры», а потом уже пытаться «качать права», если имеет для этого основания. Парни нарушили неписаные законы.
Естественно, это не понравилось блатным. Началась потасовка, которая могла закончиться поражением новичков, но двери распахнулись, влетели надзиратели и похватали нарушителей режима, но не новичков, а «старожилов», среди них и хозяина, и потащили в карцер.
Новички же, дождавшись, когда стихнут шаги вертухаев, стали насмехаться над «баранами». А потом, словно для того, чтобы утвердить свой авторитет, начали избивать одного из самых безобидных стариков. Никто не встал на его защиту, все прикрылись древней как мир формулировкой: «Моя хата с краю, я ничего не знаю!» Трудно сказать, что подтолкнуло Бондаря: то ли ему помешал шум, то ли вспомнился Афганистан, где убивали безоружных и беззащитных людей, но он неожиданно для всех громко бросил: — Может, хватить над стариком измываться? В его голосе было что-то такое, что парни как по команде отвернулись от бедного старика и взглянули в сторону Бондаря, сидевшего на втором ярусе.
— Это кто там пасть разевает? — зло ощерился тот, что был похилее всех из этой тройки. С первых минут парень давал понять, что является самым «крутым» из них. — Тебе бы рядом с аптекой жить, — спокойно заметил Бондарь и даже зевнул.
— Зачем это? — машинально поинтересовался тот. — Чтобы яд свой было удобнее сдавать! — ответил Бондарь, и этот ответ вызвал хихиканье старожилов камеры, перешедшее в общий смех. Это настолько задело приятелей, что те наперебой начали выкрикивать угрозы в его адрес.