Команда бесстрашных бойцов

– Мы? Мы – никогда. А я сниму наручники только тогда, когда он будет в норме.

– Через неделю? Через десять дней?

Даня нахмурился. Ему казалось, что все нужное он уже сказал.

– Может, через неделю. Может, через год. А может, и никогда, Катя. И я своего решения не изменю.

– Но почему?

– Он мой друг. Самый лучший друг на свете.

Катя опешила. Такой способ позаботиться о друге был… нельзя сказать, чтобы просто непонятен. Скорее, невозможен. Где тут логика? Ее логика пасовала перед Даниной железобетонностью и пряталась в дальнем темном чулане, боясь выйти и опять увидеть всю эту нелепицу.

Сцепив руки на груди, Катя расхаживала по комнате с отрешенным видом.

Немо тихо вошел, тихо подсунул матрас Гвоздю под задницу, тихо накрыл его одеялом и тихо удалился, ни слова не проронив. Иногда генерал готов был молиться на Немо.

А Катя тем временем все вышагивала с каменным лицом.

– Стоп, Катя. Стоп, балда андреевна. Ты мне до жути нужна, и если ты не поможешь, никто не сумеет помочь.

Это, кажется, ее проняло. Она всегда была готова помочь любому, кто бы ни попросил, и генерал знал, на какую наживку клюнет рыбка Катя.

Она внимательно посмотрела на генерала. Она вышла из ступора.

«Ну вот и отлично. Включайся, без тебя я и вправду не потяну такое дело».

– Ты единственная из нас, кто может ухаживать за беспомощным человеком. День за днем. Неделя за неделей. А если понадобится, то и месяц за месяцем. Горшок, Катя. Питье, еда. Мыть-протирать, сопли подбирать, Катя. Ты справишься?

И тут Катя переменилась. Эта перемена была столь внезапной и столь разительной, что Даня растерялся. Она даже двигаться стала иначе. Минуту назад была такая дерганая, чумовая, а сейчас разом успокоилась и обрела свою обычную медлительность и плавность. Даня почувствовал, до чего же он все-таки пацан перед этой женщиной. До чего они все пацаны, и как здорово сделала жизнь, подсунув им сильную и добрую Катю.

– Ты знал, чем ущучить меня, Даня. Но я не в обиде. Знаешь, ты сам не понял, наверное, как глубоко влез мне в душу, какую струну задел. Я позабочусь о Гвозде. Кругом война, Даня, дрянь, сумасшедшая жизнь. Я до того устала, ты даже наполовину почувствовать не сумеешь… Может быть, хоть от Гвоздя отогреюсь. Мне так холодно, так холодно! Мне очень холодно, Даня… В общем, ты сделал большой подарок, сам того не желая.

Она хотела добавить в самом конце слово «мальчик», но удержалась. Какой он мальчик? Он мужик, хотя ему и шестнадцати нет. Чувствует и действует грубо, как мужик. Зато и не выдаст, и собой загородит, если… в общем, тоже как мужик.

Даня подошел и молча погладил ее по руке. Муж мог бы так сделать, сын – никогда. Катя с легкой горечью подумала: «Теперь я им в мамашки уже не гожусь». А потом вспомнила последние дни и поправила себя: «Почти».

Даня деловито сказал:

– Спит – и хорошо. Чем дольше проспит, тем лучше. Так, Катя, отправь Тэйки и Немо выгружаться. Тайный въезд в подвал, который у Гвоздя раньше гаражом был вот где… – Он нарисовал пальцем на ладони несколько линий и добавил пару объясняющих фраз, – передай им и иди сюда. У нас будет особенная работенка. Совершенно особенная.

И пока Катя разъясняла остальным, как, куда и что (это отняло у нее вчетверо больше времени, чем у Дани, когда он показывал ей самой), генерал занялся поисками тряпья в Гвоздевом хозяйстве. Годились полотенца, старая одежда, грязные подштанники, чехлы, постельное белье, отработавшее свой срок… Барахлишком Гвоздь всегда был богат. Но никогда не помнил, какая вещь где лежит, и из какой кучи надо вынуть новую рубашку, дабы она не превратилась в старую, будучи ни разу не надеванной.

Даня намародерил целую гору. Вернулась Катя, и он вместе с ней решил, без каких тряпок команда вполне может обойтись. Потом долго искал ножницы и клей…

В течение часа они вдвоем обклеивали койку тряпьем. Все углы, все плоскости. Катя в самом начале поинтересовалась смыслом этой работы, и Даня с несвойственной ему застенчивостью объяснил:

– С ним будут твориться… странные вещи Катя. Возможно, ему захочется попортить свое тело. Или… совсем… того. Ну и… он нас будет пугать… мол, самоубьюсь, гады, дайте порошочку, а то самоубьюсь. А мы… нам нельзя дать ему ни единого шанса. Даже стул не надо придвигать в койке. Еду ставить на пол, воду на пол. Лохани и горшок ему из покрышечной резины нарежем. Такие дела.

Когда они закончили, Гвоздь все еще спал.

– Напоследок поищем его поховки.

– Что?

– Ну, где он наркоту держит.

И они обыскали две комнаты. Поставили все вверх дном, не пропустили ни одной щели.

Это был траб. Совсем немного серого порошка, граммов тридцать. И это была радужная пыль, две упаковочки под одну инъекцию каждая. И еще это был Линкс-А, литровая банка, пустая на треть.

Даня, увидев банку с Линксом, побелел. Кате показалась, будто генерал скрипнул зубами от ярости. Или ей не показалось?

Все Гвоздевы сокровища отправились в унитаз.

– Даня, я слышала, будто им надо давать в самом начале маленькие порции… от ломки. А с течением времени порции уменьшать, уменьшать, уменьшать…

– Нет.

– Прости. А зачем ты все слил, не лучше ли…