Команда «Братское дерево». Часы с кукушкой

Но и Калчо не промах: вместо того чтоб повернуться и уйти, усмехнулся и отвечает:

— А я и не сержусь. Чего не бывает!

Раз от разу Бузо все охотнее разговаривал с Калчо, а нынче совсем осмелел — напросился к нему в гости.

— Давай, — говорит, — выставку устроим. Я картинки принесу, у меня и танки есть, и самолеты, и пушки, и солдаты разные.

— Тащи, — согласился Калчо.

Поиграли они во дворе, а когда стемнело, Бузо сложил свои картинки в коробку и предложил Калчо доиграть в доме. А Калчо только того и надо! На радостях он чуть было не выдал себя раньше времени. Калчо украдкой ослабил цепь на шее у Шарко, и, как только Бузо ступил на порог, пес рванулся и повалил его на землю. Не знаю, на каком бы свете был сейчас Бузо, да повезло ему — на крик выбежала мать Калчо и прогнала собаку. Женщины, ходившие посмотреть на Бузо, качали головами и крестились:

— Господи помилуй, живого места на парне не осталось! Целый день лает и рычит, точно умом тронулся.

Долго лечили Бузо от бешенства, каких только припарок и снадобий к ранам не прикладывали! Но поручиться, что он совсем оправится, все одно никто не может.

Сельский народно-освободительный комитет перенес свои сходки в дом бывшего машиниста Лозана, сын которого Сандре воюет в горах вместе с нашим учителем. Вот уж понапрасну пострадал Бузо, понапрасну и староста, как ищейка, рыщет по селу — не видать им комитета, как своих ушей.

Коле перестал собирать команду. Появись мы сейчас все скопом, это непременно вызвало бы подозрения у тех, кто приставлен следить за нами. Сегодня он каждому по отдельности приказал:

— Вечером быть в гостях у дяди Лозана! Пробираться вдоль ручья, вход с огорода.

Коптилка чадила, дым разъедал глаза, забивался в нос, щипал горло, но о том, чтобы отворить окно, не могло быть и речи. Чтобы ни один луч света не выбился наружу, оно было занавешено тяжелым рядном. Сандре придирчиво оглядел нас и сказал:

— Товарищи, учитель послал меня к вам с чрезвычайно важным заданием. День ото дня становится все холоднее, в горах выпал снег, а у партизан нет ни башмаков, ни теплых носков. Неужто мы допустим, чтобы мерзли наши товарищи? Поэтому партизаны просят вас собрать по селу опинки и носки. Разумеется, делать это следует осторожно и втайне. Враг ни о чем не должен догадаться.

— Сынок, что-то я в толк не возьму, — вмешался дядя Лозан, — почему мы никак не выбьем отсюда этих гадов? До каких пор они будут опустошать село?

— Придет час, отец. В таком деле спешить нельзя. Сложа руки мы не сидим, слышали небось о взрывах на шоссе, железных дорогах, мостах? К более серьезным операциям мы пока не готовы, а рисковать не имеем права: фашисты могут в отместку село спалить. Всему свой черед, доберемся и до них.

— Так-то оно так, да мочи нет терпеть их злодеяния, — сказал дядя Лозан, подавая Сандре опинки, которые все это время сушил над очагом, и обернулся к жене: — Неси-ка сюда все носки, что в сундуке найдешь. Нашим в горы отправим.

Сандре благодарно улыбнулся.

Операция развивалась по плану: для начала предстояло обойти родственников и надежных соседей. Что до меня, то прежде всего я перетряхнул собственный дом. Тайком от мамы залез в сундук, вытащил оттуда все носки и запихал их в мешок. Вышел во двор и снял с забора еще несколько пар, которые мама развесила сушить. Положил мешок под матрас и, довольный собой, лег спать.

Наутро слышу — мама кричит и охает. Бегает босая по двору, ищет пропажу. Удрать бы куда-нибудь! Несдобровать мне, коли узнает.

Каково же было мамино удивление, когда и в сундуке не оказалось ни одного носка!

— Нас обокрали! — в ужасе закричала мама.

— В чем дело? — всполошился и дедушка.

— Носки! Кто-то унес из дома все носки! Съеживаюсь, чувствую, как начинают гореть щеки.

Дедушка, ни секунды не колеблясь, идет ко мне и чеканит над моей головой:

— Куда ты спрятал носки?

Не отвечаю, но долго так продолжаться не может.

— Я хотел…

— Где носки?

Достаю из-под матраса мешок. Мама развязала его и схватилась за голову:

— На что тебе столько?

Молчу, уставившись в пол. Мама опять за свое:

— Отвечай, что ты с такой прорвой собирался делать?

— Носки нужно отдать.

— Да кому же?

— Партизанам. В горах холодно, а они там разутые-раздетые. Вот нам и поручили собрать сколько можно.

Мама смотрит на меня ни жива ни мертва.

— Не брани огольца, — увещевает ее дедушка, засовывая в мешок еще и свои носки. Губы у него дрожат, когда он говорит: — На, Йоле, неси нашим.

XIV

Сегодня на улицах села творится что-то несусветное, народу кругом тьма-тьмущая! «Лягушатники» рысью носятся по всем закоулкам и разгоняют людей по домам. То тут, то там притормаживают и с остервенением срывают со стен листовки, в которых говорится:

«Товарищи, братья и сестры!