Они помолчали. Яна оглядывала просторную кухню – действительно, в углу стояла картина без рамы, на ней было что-то непонятное – какие-то закручивающиеся спирали, узоры. Под картиной сидел малыш лет двух, не больше. Он тихо перебрасывал в руке старую ободранную деревянную ложку и весело поглядывал на сидящих в кухне.
– А это кто? – спросила Яна.
– Бэбик? Это Мелкий. Мой бэбик.
– Твой? А отец где?
– Рольф? Его нет. – сказала Мышь.
– Сбежал, сволочь? – неожиданно вырвалось у Яны.
– Не, умер от передоза.
– Извини… – прошептала Яна. – От наркотиков?
– От черняшки – ханкой ширялся, – ответила Мышь.
Яна помолчала.
– А ты?
– А что я? Мне не привыкать, я так уже трёх своих похоронила. Хорошо хоть Вуглускр у меня в этом смысле лапочка, кришнаит.
– Нет, в смысле, ты сама – не того?
– Черняшкой двигаться? Нет, я ещё пожить хочу. – Мышь вдруг быстро взглянула на Яну. – И кстати учти, на этой вписке закон – опиюшников выписывают пинками, так что не вздумай сюда приносить чего.
– Да ты что? – обиделась Яна. – Я не наркоманка и не забулдыга какая-нибудь.
Она вдруг вспомнила в каком состоянии её вчера привели сюда и осеклась.
– Нет, Дамка, я на всякий случай предупредить – тут все знают. Вайн всегда на ура, ганжа курим, колёса только если по праздникам, винтовых не приветствуем, а опиюшников, которые чёрным, медленным двигаются – вышвыриваем с лестницы.
– Я ничего не поняла.
– Ой, боже! Перевожу для цивилов – выпивку носить можно и нужно, марихуану курить можно, таблетками не закидывайся особо, первитин не вари, или потихоньку, чтобы массового винтилова не устраивать, а если что-нибудь маковое принесёшь – ханку там или героин, то можешь забыть этот адрес, помирай где-нибудь на других вписках, хватит на мой век трупов.
Яна помолчала.
– Да ты не грузись, всё нормально, это я так, профилактическую работу веду, – сказала Мышь.
В углу напротив сидели Ёж и какой-то наголо бритый парень. У Ежа в руках откуда-то появилась гитара, и он медленно дёргал струны.
– Спой «яйца»! – попросили вдруг две девицы, сидевшие за столом и нанизывающие бисеринки на нитку.
– Как вы задолбали со своими яйцами, – вздохнула Мышь, – откуда у меня на вписке берутся панки?
– Я не панк, я хиппи! – запротестовал Ёж, – Это Космос панк.
– Да все вы хороши. – Мышь встала и вышла из комнаты.
Ёж ещё раз перебрал струны и хитро спросил:
– Значит «яйца»?
– «Яйца!» – хором закричали девчушки за столом и к ним присоединились ещё двое парней, и даже кажется бэбик что-то гугукнул.
Ёж ухмыльнулся, с важным видом перебрал струны и начал отбивать жёсткий ритм – раз, два, три, четыре…
Припев повторяли хором, подключилась даже Яна, а бэбик радостно колотил ложкой по своём матрасу. Но дальше вышла заминка – Ёж забыл слова, да и никто тоже не смог вспомнить, поэтому припев повторили ещё раза три, с каждым разом всё громче и громче, пока наконец не вернулась Мышь.
– Эй, вы, децибелы, вы прекратите наконец? – она повернулась к Яне. – Понимаешь, вчера принесли эти гаврики новую песню, всю ночь орали. Космос под утро всё-таки слинял, а песня осталась.
– Так это его песня? – догадалась Яна.
– Агы! – радостно хихикнул Ёж. – Он же у нас поэт-песенник, блин!
– А что он ещё написал? – спросила Яна.
– Да много чего. Песни у него панковские, стихи.
– Ну спой ещё что-нибудь! – попросила Яна.
– А чего спеть-то? – растерялся Ёж.
– Про Ленина спой. – усмехнулась Мышь.
– А, точно! – обрадовался Ёж и громко объявил, – Исполняется революционный факстрот-кадриль про тусового чувака Ленина!
Ёж подёргал струны, словно проверяя, хорошо ли они держатся, и запел:
Все захлопали, а Яна даже закашлялась от смеха.
– Ой, чего я вспомнила! – закричала она, – Ёж, а… один там короче написал стих про параноика!
– Лес дремучий снегами покрыт? – откликнулся Ёж.
– Да, а ты откуда знаешь? – опешила Яна.
– Ну это же тоже Космос – пожал плечами Ёж. – Старое-старое.