Молодые клапзубовцы начали вертеться, переваливаться с боку на бок, словно земля жгла их, но никто не проронил ни слова. А старый Клапзуб, начав, продолжал допекать их:
— Даже наша мама заметила, что вас словно подменили. Недавно пришла ко мне и спрашивает: «Отец, что ты сделал с ребятами?» Я отвечаю: «А что бы я мог сделать?» Она опять свое: они, мол, совсем другими стали, ее, мол, даже Юрка не замечает — да как расплачется, бедняжка!
Правда, дело обстояло не совсем так, как рассказал старик, но он, стреляный воробей, сказал это, чтобы подзадорить ребят и заставить их разговориться. И не ошибся. Юрка, маменькин любимец, сразу выпалил:
— Неправда, что я ее не замечаю! Дело совсем не в этом. А вообще, Гонза, скажи отцу, что с нами. Выкладывай все сразу, и дело с концом!
Старый Клапзуб быстро задымил трубкой и затем очень мирно и необыкновенно сердечно спросил:
— Так что у тебя на сердце, Гонзичек? Доверься мне!
Гонза согнал Орешка, слегка приподнялся и посмотрел отцу в глаза.
— Отец, сколько у вас денег?
Старик даже вздрогнул. Этого он не ожидал.
— Денег? А что тебе деньги? Есть нисколько сотен, я даже как следует не подсчитывал.
— Понимаете, отец, дело вот в чем. Вы научили нас играть, чтобы мы могли зарабатывать на жизнь. Господь вознаградит вас за это, вы с нами здорово поработали, и мне кажется, что мы вас не подвели. Но вы сами знаете, что мы играли не ради денег. Мы никогда не знали и не знаем, сколько вы получаете за игру. И вообще никогда этим не интересовались. Нам важно одно: обеспечены ли вы с маменькой до конца ваших дней? Если нет, то говорить не о чем — будем продолжать игру.
Старый Клапзуб дымил, как локомотив.
— А если мы обеспечены, то вы уже не станете играть?
— Да отец, в таком случае мы игру оставим. По крайней мере не будем играть за деньги. Мы всегда боролись за честь быть на первом месте, а все, что заработали,— ваше. Мы должны заботиться о том, чтобы вы с мамой были обеспечены. Это нам важнее всего. А раз уж вы завели разговор об этом, то, просим вас, скажите нам все.
— Значит, вы играете ради отца с матерью? Черт возьми, команда, а на что вы сами будете жить?
— О нас не беспокойтесь! Если не устроимся где-нибудь, пойдем тренерами в клубы. Мы еще будем нарасхват.
— И вы хотите распустить самую знаменитую команду?
— Да. Нельзя же позволить насмехаться над собой какому-то веснушчатому парнишке: он, мол, играет ради чести, а мы — ради денег!
— Гм… Вот в чем дело? Значит какой-то веснушчатый парнишка… Это уже окончательно решено, капитан?
— Окончательно, отец!
— Вся команда согласна?
Ребята зашумели. Старик встал и долго выбивал трубку. Стемнело, на небе зажглись звезды. Отец никак не мог справиться с трубкой. Все молчали. Наконец, он обернулся к ним:
— Так вот как, плуты? Выходит, вы играли только ради меня? Гм… Значит… значит, со всем покончим… бутсы забросим на чердак… расшнуруем мячи и выпустим из них дух.
— Только из мячей, отец! — наперебой кричали клапзубовцы.
— Все равно, выпустим дух! Спустим флаг… Команды Клапзуба уже не будет…
Подбородок у него дрожал. Только теперь ребята поняли, что отец всю свою душу вкладывал в их игру. Они бросились к нему, обняли, стали просить прощения, успокаивать.
— Черт возьми, черт возьми! — выругался он наконец.— Дайте мне, по крайней мере, набить трубку Его английского величества. Ведь другой мне уже не получить, не сидеть больше в ложе с королями! Я все ждал: придет время, и вы разойдетесь кто куда, но думал — не иначе, как из-за женщин! А пока, как вижу, вы хотите быть любителями! Ну, пойдите к матери, пусть и она, бедняжка, узнает!
В этот вечер в хибарке после большого перерыва опять слышались разговоры и громкие возгласы, как в те времена, когда отец впервые собирал их в Прагу на матч. Среди шума ребята даже не заметили, что старый Клапзуб вызвал Клапзубову на крыльцо. Они стояли там в темноте, и старик давал жене указания.
— …не говори им, сколько у нас денег! В гроб мы с тобой сбережения не возьмем, все им останется. Но теперь они не должны об этом знать. Эти деньги могут их испортить. Молодые — пусть пойдут и заработают. Молодому человеку деньги не впрок. Пойдут, пробьются, пусть в жизни добиваются победы, как на стадионе,— тогда узнают цену деньгам. Настанет пора, захотят жениться, и тогда им какая-нибудь тысчонка-другая будет весьма кстати…
Удрученная Клапзубова, сложив усталые руки под фартуком, едва сдерживала слезы. Но слушала мужа внимательно и на все кивала головой. Ведь он, старый Клапзуб, все на свете так устраивает, что ей остается только ахать и от удивления всплескивать руками. Она и сейчас поняла его новый замысел, одобрила, и оба, успокоенные, вернулись к сыновьям.