Команда кошмара (СИ)

— Ни тебе, ни публике этого не видно, а вот нам, работавшим с Юлей Игоревной ранее, очень хорошо заметно, буквально глаз режет… — протянул мужчина, — Понимаешь, раньше она пела идеально, как не человек. Все слова, жесты, интонации, всё было полностью механично. Она этим и брала, понимаешь? А теперь всё иначе, теперь она не работает, а живёт на сцене. Пока оркестр играл, она сама песни выбирала, а сейчас не получает, идёт по записи пленочной. Ай, не забивай себе голову… на последнее турне как раз такое хорошо выйдет, а вот карьера бы у неё быстро накрылась. Тазом! Эхх…

По словам Корно, ставшего куда менее представительным и номенклатурным, я понял, где порылась собака. Раньше наша Юлька была неестественно идеальна, напоминая робота, идеально выполняющего составленными организаторами программу, чем и цепляла простые советские души. Люди видели в ней некий отстраненный идеал, одухотворенно исполняющий отличные песни, а вот теперь — просто человека, пусть и прозрачного. Магия неестественности ушла.

Насовсем.

Да, пока собравшиеся питерцы в восторге, они отбивают себе ладони, присоединяются к припеву, даже радуют мое зачерствевшее сердце своими простыми и радостными мордами лиц, но увидь они такую Юльку снова — реакция будет куда жиже.

Тем временем за кулисами уже начали готовиться живые музыканты. Скоро формат концерта изменится на более молодежный, наша призрачная примадонна переобуется с возвышенной певицы о счастье, свете, дружбе народов и общей любви в нечто более приземленное, возможно даже связанное с роком. Это уже будет неформальная часть, а вот на прощание после основной нам как раз надо показаться на глаза публике. Там Юля скажет несколько хороших слов собравшимся, а нас представит как своими друзьями, так и героями, наворочавшими в Стакомске много добрых дел. Тут у нас Паша загорится, как главный спаситель.

Паша загорелся. По-моему, ему не хлопали также жарко, как самой Юле в начале, только из-за того, что народ банально отбил себе руки. Стоя на сцене в полумаске и улыбаясь как дурак, я прекрасно видел, что тут и там в человеческом море улыбающиеся друг другу люди гордо демонстрируют краснющие ладони. Правда, некоторые вместо аплодисментов начали орать и свистеть, но тут уже никуда не денешься.

А еще никуда не денешься, когда некая полупрозрачная и слегка светящаяся белым зараза с громким воплем «А это мой жених! Витя Изотов!» прилюдно вешается мне на грудь. Нет, это в планах было, это было полезно, но поймите меня правильно, я скромный мальчик из странного общежития, живущий под землей! Я не привык, чтобы чуть ли не два десятка тысяч людей охреневали, разглядывая меня!

«Ты ж меня кринжанула, ты ж меня подвела, ты ж меня молодого с ума с розума свела…», — напел кто-то ехидно в голове. Возможно даже я. Пришлось крепко стиснуть метафорическими зубами метафорические яйца в кулак, а затем, лыбясь как идиот реальными челюстями, обнимать призрачную заразу за талию и делать ручкой. Тут еще, б*ять, на плечи погонами две узбечки опустились! Вам-то что надо, заразы микроскопические?!!

К моему вящему счастью, эта сцена долго не продлилась, так как советские граждане с натрудившимися ушами и ладонями, прекрасно понимали все трудности, связанные с тем, чтобы выбраться отсюда, желательно целыми и невредимыми, от чего довольно скоро начали двигаться, повинуясь указаниям милиционеров, вооруженных рупорами. Другая стая стражей закона бдительно следила за нехилой кучей куда более молодых слушателей, нетерпеливо бьющих копытами.

А вот мне было пора.

Переодеться в майку и шорты, снять маску, надеть большие солнечные очки, сверху на голову налезает кепка, вот и готов самый обычный советский юноша, одевшийся по погоде. Затем я просто выхожу по служебному коридору к заставленному автомобилями пятачку, нахожу нужный и отираюсь неподалеку, смоля сигарету в ожидании, когда вал выбравшихся из толпы людей не захлестнет всё вокруг. Торопыги будут всегда, а вот мои цели — люди солидные, дураков вперед пропустят. Элементарный расчет ради трех секунд, необходимых для того, чтобы внезапно пригнувшись, вскрыть замок багажника автомобиля, а после туда залезть. Тесно, конечно, жуть, но есть такое слово — «надо».

Дальше все было очень напряжно, но прозаично. Я прокатился в багажнике, дождавшись, пока господа стигмовцы будут подъезжать к тому самому водоему, где я мыл мощи Трески буквально недавно, а затем, превратившись в туман и зверея от усилия, необходимого для удерживания себя в очень замкнутом пространстве, атаковал одновременно движок, педали, руль и рты сидящих в машине людей.