«С.Мамонтову от Юрзинова:
Прошу обратить внимание на несогласованное с клиентом изменение графика размещения заказа отделом исполнения заказов…»
«С.Мамонтову от Зайковского:
Прошу воздействовать на сотрудников отдела исполнения заказов, предоставивших неверную информацию по ценам по семи газетам из пятнадцати. В результате пришлось производить доплату за счет агентства…»
«С.Мамонтову от Тарасовой:
По вине отдела исполнения заказов не вышла в срок реклама клиента…»
«С.Мамонтову от Осокиной:
По вине службы Щукиной, не предоставившей вовремя необходимую информацию, сорвана подготовка квартального отчета…»
«С.Мамонтову от Мальцева:
Прошу разобраться с действиями отдела исполнения заказов. Это подразделение фактически подрывает работу моего отдела. Приведу лишь несколько случаев за последнюю неделю…»
Я отсылал эти записки дальше со своей визой.
«Генеральному директору Шишкину,
Первому заместителю Боголюбову.
Прошу оказать помощь службе Щукиной в исправлении ситуации…»
«Генеральному директору Шишкину,
первому заместителю Боголюбову
Прошу разобраться…»
«Генеральному директору Шишкину,
первому заместителю Боголюбову
Прошу обратить внимание…»
Я намеренно отсылал копию Шишкину. И чтобы Карека не зажал записки. И чтобы генеральный директор был в курсе происходящего. И чтобы в нем накапливались негативные эмоции по отношению к Щукиной.
Такой подход, конечно, раздражал Кареку. Но что он мог сделать? Только ворчал:
– Достал ты меня своими записками. Вы что там, сами между собой разобраться не можете?
А я ему спокойно:
– Да разобрались бы, конечно. Но Щукина же первая на меня записку накатала.
Война шла самая настоящая, по всем правилам. Продолжала работать разведка. Мы просматривали все документы лично Щукиной и ее отделов – благо, они большей частью просто валялись на столах. Андрюшин без труда взламывал защиту ее компьютера, и у нас оказывались остальные необходимые документы. К этому добавлялась информация, полученная от Кати, от других сотрудников агентства и службы Щукиной.
Так, я поручил Мальцеву переговорить с Тимофеевой из отдела Авериной о прохождении заказа компании, договор с которой заключила сама Щукина. Об этом же попросил поговорить Зайковского, но уже с Яковлевой – другой сотрудницей этого же подразделения. И на эту же тему сам задал несколько вопросов Щукиной. А вечером мы собрались, суммировали всю полученную информацию, сопоставили с имеющимися документальными данными и сделали вывод:
– Щукина вводит руководство в заблуждение. Этот заказ не дал никакой конкретной прибыли. То есть сотрудникам агентства пришлось работать в убыток… Записываем…
Было очевидно, что этот заказ Щукина проводит, исходя из своих собственных целей. Нечто похожее было и у меня, когда я разрабатывал финансовый проект «Шишкина-Лавочкина». Но Мамонтова разоблачить было некому, а вот Щукину – есть кому. Это нам раз плюнуть. Мы изучали все ее договоры, счета, платежные поручения на предмет финансовых нарушений или непрофессионального подхода к работе. Многие контракты Щукиной были непроработаны даже юридически. Ведь она обращалась за подписью к Кареке напрямую. Через голову юристов. Жаждущий любви и ласки Боголюбов, конечно, подписывал их. И тем самым ставил под удар не только Щукину, но и себя.
Также мы знали все, что она пишет руководству о нас. Знали и кто из начальства какие резолюции на эти бумаги накладывает. Это позволяло мне контролировать ситуацию, быть готовым к реакции Боголюбова, Шишкина, Протасова.
После активной разведдеятельности и подключения к делу начальства, мы начали работу по разложению коллектива Щукиной. Важно было деморализовать ее людей. Чтобы они не сопротивлялись, не помогали Щукиной, а смиренно сдались на милость победителя.
Поговорил с Печкиной из производственного отдела:
– Ты же умная девушка. И чего тебя Щукина держит на рядовой должности? У меня бы ты давно была заведующей отделом…
Во время обеда подсаживаюсь к Щукиной, которая сидит с Авериной. Невинно спрашиваю: