Раненые и обожженный кочегар лежали на полу. Рядом с ними на плоских ящиках, заменяющих столики, стояли кружки с питьем, какие-то пузырьки. В углу веяла жаром неуклюжая печка, сделанная боцманом из металлической бочки. Возле нее стоял ящик с углем. Свободного пространства в каюте еле хватило для посетителей.
- Здорово! - Голос Быкова прозвучал неуместно громко, и он, спохватившись, добавил почти шепотом: - Навестить собрались.
- Пришли? - удивился Оська. Лицо его, опушенное золотистой бородкой, заострилось еще больше, веснушки потемнели, стали крупнее, четче. И только круглые голубые глазки светились от радости. - А я-то думал, Корней Савельич не пустит.
- Не пускал прежде, - подтвердил Быков. - Говорил, что раненым покой нужен.
- Покой? Мне? - искренне удивился Оська. - У меня от покоя голова болит.
- Скучаешь тут? - Фатьяныч посмотрел на спящего соседа Оськи и выглядывающую из-под одеяла забинтованную голову обожженного кочегара. - Поговорить-то не с кем?
- А Зоя? - Оська показал головой в сторону, где Зоя разбирала перевязочные материалы. - Шикарная девушка! Умница! Мы с ней понимаем друг друга. Она любит одеваться. Я тоже. Всю жизнь мечтал одеваться с шиком. С морским шиком! Вы знаете, как одеваются одесские моряки заграничного плавания? Картинка! Идет моряк. На нем простой комбинезон. Может быть, даже с дырками. А рубашечка… шик-модерн! Без галстука. На ногах туфли - лак с замшей. Носочки стамбульские. Фасонистая шляпа. А у меня… Комбинезон был. Дырки были. А вот лак с замшей…
- Как ты чувствуешь себя? - спросил Быков, замечая по взглядам Корнея Савельича, что визит надо завершать.
- Танцевать еще не пробовал, - беспечно бросил Оська. - Музыки нема. А в общем… Вы же знаете, какой я счастливый? Сунули б нож промеж ребер кому-нибудь другому… давно б отдал концы. А я мечтаю: вот война кончится - покупаю лаковые туфли. Зачем, скажете, ему понадобятся лаковые туфли? У меня прорезается какая-то биография. Конечно, полководца из меня не выйдет. Но этот сумасшедший рейс… Самолеты, налеты! Будет что рассказать в Одессе…
- На этом мы и кончим свидание, - вмешался Корней Савельич, услышав, что Оська заговорил про Одессу. - Прощайтесь.
- Уже? - запротестовал Оська. - Так я ничего еще не рассказал…
Зоя понимающе переглянулась с Корнеем Савельичем и подошла к Оське, загородила его от товарищей спиной.
- Пока, Оська! - попрощался Быков. - Поправляйся давай. Да скажи ребятам, - он кивнул в сторону спящих, - что приходили навестить.
- Уходите? - огорченно спросил Оська.
- На вахту надобно, - покривил душой Быков.
- На вахту? - переспросил Оська, явно желая оттянуть прощание. - Какая теперь вахта?
- Военная, - строго сказал Фатьяныч.
Он хотел что-то добавить, но Корней Савельич уже теснил посетителей к двери.
Проводив матросов, он остановился перед Иваном Кузьмичом.
- А вы подождите.
- Опять перевязывать? - поморщился капитан.
Корней Савельич мягко, но настойчиво подвел его к столу. Включил лампочку, висящую рядом с аккумулятором. Разбинтовал руку. Внимательно осмотрел рану.
Здоровье капитана вызывало у Корнея Савельича все большее беспокойство. Они постоянно были вместе, даже отдыхали поочередно, на одной скамье. Ночами Корней Савельич слышал, как капитан ворочается во сне. Иногда Иван Кузьмич поднимался и подолгу сидел, поглаживая раненую руку.
- Что вы со мной в прятки играете? - недовольно спросил Иван Кузьмич.
- Я давно вышел из возраста, когда играют. - Корней Савельич сердито посмотрел на строптивого пациента. - Давно-с!
- Я тоже не маленький. И без вас вижу, что у меня начинается гангрена, - вполголоса, чтоб не слышали раненые и Зоя, сказал Иван Кузьмич. - В такой обстановке… - он обвел здоровой рукой каюту, - ничем вы мне не поможете.
Корней Савельич не стал спорить. Рука капитана распухла и затвердела уже до локтя. Оперировать в полутемной каюте, где невозможно создать должные условия, когда даже дистиллированная вода на исходе?..
- Кончайте, - нетерпеливо потребовал капитан. - Хватит возиться.
- Я не вожусь, Иван Кузьмич, - грустно поправил его Корней Савельич. - Принимаю решение.
- Резать хотите? - спросил капитан.
- Не будет иного выхода - придется.
КРИЗИС
Вахты систематически очищали палубу ото льда. Пустой труд! Все, что удавалось сделать за несколько светлых часов, к рассвету сводилось на нет. Оседающий на палубу туман за долгую ночь снова покрывал ее тонкой пленкой льда.
Несмотря на все усилия командования, настроение экипажа заметно ухудшалось. В бесконечно долгие темные часы матросы сбивались в салоне, жались не столько даже к жаркому камельку, сколько к слабому кружку света, падающему от “летучей мыши”. Тревожные мысли упорно лезли в голову, вытесняя все остальное: о положении на фронте, о своих семьях, о своем спасении. А времени для размышлений было много, слишком много!..