Команда скелетов

Его правая нога исчезла совсем, а левая вытягивалась все дальше и дальше, так что он смахивал на гимнаста, делающего немыслимый шпагат. Хрустнул его таз, будто разламываемая куриная дужка, и тут, когда живот Дийка начал зловеще вздуваться от давления изнутри, Рэнди отвел глаза надолго, стараясь не слышать влажного чмоканья, стараясь сосредоточиться на боли в ноющих плечах и руках. Может быть, ему удалось бы привести ее в чувство, подумалось ему, но пока лучше эта боль. Она отвлекает.

Сзади донесся звук, будто крепкие зубы захрустели горстью леденцов. Когда он оглянулся, в щель протискивались ребра Дийка. Его руки вскинулись, раздвинулись – он выглядел точно омерзительная пародия на Ричарда Никсона, когда тот поднимал руки в победоносном V, которое приводило в исступление демонстрантов в шестидесятых и семидесятых годах.

Глаза у него были открыты. Он высунул язык, будто дразня Рэнди.

Рэнди опять посмотрел в сторону. Через озеро. «Высматривай огоньки, – велел он себе. Он знал, что там нет ни единого огонька, но все равно велел. – Высматривай огоньки, кто-то же проводит неделю в своем коттедже, деревья в осеннем наряде, нельзя упустить, захвати «Никон», родители будут от таких слайдов в восторге».

Когда он снова поглядел, руки Дийка были вытянуты прямо вверх. Он уже не был Никсоном, теперь он был судьей на поле, сигналящим, что очко засчитано.

Голова Дийка словно покоилась на досках.

Глаза его все еще были открыты.

Язык его все еще торчал наружу.

– А-а-ах, Сеско, – пробормотал Рэнди и снова отвел взгляд. Его руки и плечи теперь просто вопили от боли, но он продолжал держать ее. И смотрел на дальний берег озера. Дальний берег озера окутывала темнота. На черном небе россыпи звезд, разлитое холодное молоко, каким-то образом повисшее в вышине.

Минуты шли. Наверное, его уже нет. Можешь поглядеть. Ладно, ага, хорошо. Но не смотри. Просто на всякий случай. Договорились? Договорились. Абсолютно. Так говорим мы все, и так говорим все мы.

А потому он посмотрел – как раз чтобы увидеть исчезающие пальцы Дийка. Они шевелились – вероятно, движение воды под плотом передавалось неведомому нечто, которое поймало Дийка, а от него – пальцам Дийка. Вероятно. Вероятно. Но Рэнди чудилось, что Дийк машет ему на прощание. Сеско Кид машет свое adiоs[17]. В первый раз его сознание тошнотворно качнулось – оно, казалось, накренялось, как накренился плот, когда они все четверо встали у одного края. Оно уравновесилось, но Рэнди понял, что безумие, настоящее сумасшествие, быть может, совсем рядом.

Футбольное кольцо Дийка – «Конференция 1981» – медленно заскользило вверх по среднему пальцу правой руки. Звездный свет обрамил золото, замерцал в крохотных бороздках между выгравированными числами: 19 по одну сторону красноватого камня, 81 по другую. Кольцо соскользнуло с пальца. Кольцо было слишком широким для щели и, естественно, протиснуться сквозь нее не могло.

Оно лежало на доске. Единственное, что осталось от Дийка. Дийк исчез. Больше не будет темноволосых девушек с томными глазами, и он не хлестнет Рэнди мокрым полотенцем по голой заднице, выходя из душа, не прорвется через поле с мячом под вопли повскакавших на ноги болельщиков, пока энтузиасты ходят колесом у боковой линии. Не будет больше бешеной езды в «камаро» по ночам под «Ребята все вернулись в город», оглушительно рвущееся из магнитофона. Больше не будет Сеско Кида.

И опять это слабое шуршание – сквозь узенькое окно протаскивают сверток брезента.

Рэнди посмотрел вниз на свои босые ступни. И увидел, что щели справа и слева от них внезапно заполнились лоснящейся чернотой. Глаза у него выпучились. Он вспомнил, как кровь вырывалась изо рта Дийка струей, будто скрученный жгут, как глаза Дийка вылезали из орбит, будто на пружинах, пока кровоизлияния, вызванные гидростатическим давлением, превращали его мозг в кашу.

Оно чует меня. Оно знает, что я тут. Может оно вылезти наверх? Может оно подняться сквозь щели? Может? Может?

Он смотрел вниз, забыв про тяжесть бесчувственного тела Лаверн, завороженный грозностью этого вопроса, стараясь представить себе, какое ощущение возникнет, когда оно перельется через его ступни, когда вопьется в него.

Лоснящаяся чернота выпятилась почти до верхнего края щелей (Рэнди, сам того не замечая, поднялся на цыпочки), а затем опала. Шелест брезента возобновился. И внезапно Рэнди снова увидел его на открытой воде, огромную черную родинку, теперь около пятнадцати футов в поперечнике. Оно колыхалось на легкой ряби, приподнималось и опускалось, приподнималось и опускалось, и когда Рэнди увидел пульсирующие в нем краски, он с трудом, но отвел глаза.