Команда скелетов

Раньше я просто не представлял, сколько в обычном зажиточном доме вещей, которые втыкаются в стену. Мне привиделся образ этакого зловредного электрического осьминога со змеящимися в стенах электропроводами вместо щупалец, которые соединены с проводами снаружи, которые все идут к энергостанции, принадлежащей правительству.

Редактор замолчал, отхлебнул минеральной и продолжил:

– И пока я все это делал, мое мышление как бы раздвоилось. В основном я действовал, подчиняясь суеверному импульсу. На свете множество людей, которые ни за что не пройдут под лестницей и не станут открывать зонтик в доме. Есть баскетболисты, которые меняют носки, когда игра не клеится. Я думаю, в таких случаях рациональный разум просто играет в стереодисбалансе с иррациональным подсознанием. Если бы меня попросили определить «иррациональное подсознание», я бы сказал, что это расположенная в мозгу у каждого из нас маленькая, обитая изнутри мягким материалом комната, где стоит только один карточный столик, на котором нет ничего, кроме револьвера, заряженного гибкими пулями.

Когда вы, идя по улице, сворачиваете, чтобы не проходить под лестницей, или выходите из дома под проливной дождь со сложенным зонтиком, часть вашей цельной личности отделяется, заходит в эту комнату и берет со стола револьвер. Может быть, вы даже держите в голове одновременно сразу две мысли: «Ходить под лестницей безопасно» и «Не ходить под лестницей тоже безопасно». Но как только лестница оказывается позади – или когда зонтик открывается, – вы снова воссоединяетесь.

– Очень интересная мысль, – сказал писатель. – Я надеюсь, ты не откажешься развить ее чуть дальше. Когда, по-твоему, иррациональная часть личности прекращает баловаться с оружием и приставляет пистолет себе к виску?

– Когда человек начинает писать в газеты, требуя, чтобы лестницы запретили, потому что ходить под ними опасно.

Все рассмеялись.

– Раз уж я развил эту мысль, ее следует закончить. Иррациональная часть личности стреляет в мозг гибкой пулей, когда человек начинает крушить все вокруг, сшибая лестницы и, возможно, нанося увечья тем, кто на них работает. Когда человек обходит лестницу, вместо того чтобы пройти под ней, это еще ничего не значит. Даже когда он начинает писать в газеты, заявляя, что Нью-Йорк приходит в упадок, потому что люди бездумно ходят под лестницами, на которых кто-то работает, это тоже ничего не значит. Но когда он принимается сшибать лестницы, тогда он уже ненормален.

– Потому что это не скрывается, – пробормотал писатель.

– А ты знаешь, Генри, – сказал агент, – в этом что-то есть. Я вот, например, всегда говорю, что нельзя прикуривать втроем от одной спички. Не знаю, откуда у меня взялся этот пунктик, но как-то раз я услышал, что примета появилась еще в Первую мировую войну. Оказывается, германские снайперы всегда выжидали, пока томми[55] начнут прикуривать друг у друга. По первому наводишься, по второму прицеливаешься, а третьему разносишь башку. Впрочем, то, что я узнал все это, ничего не меняет: я до сих пор не даю прикуривать троим от одной спички. Одна моя половина говорит, что совершенно не имеет значения, сколько сигарет прикуривать – хоть дюжину. Зато другая вещает зловещим голосом, как скверное подражание Борису Карлоффу[56]: «О-о-о, если ты-ы-ы сде-е-елаешь э-э-это…»

– Но не всякое безумие связано с суеверием, правильно? – робко спросила жена писателя.

– Ой ли? – ответил редактор. – Жанна д’Арк слышала голоса с небес. Люди, случается, думают, что в них вселились демоны. Другие видят наяву гремлинов, или дьяволов… или форнитов. Даже термины, которые мы используем, чтобы обозначить безумие, обязательно предполагают суеверие в той или иной форме. Мания… ненормальность… иррациональность… лунатизм… сумасшествие. Для сумасшедшего реальность искажается, и тогда в ту маленькую комнату, где лежит пистолет, перетекает вся личность целиком.

Моя же рациональная половина все еще оставалась на месте. Окровавленная, избитая до синяков, негодующая и довольно напуганная, но пока еще на месте. Она говорила мне: «Ладно, все в порядке. Завтра, когда протрезвеешь, воткнешь все обратно, слава Богу. А пока можешь поиграть в свои игры, если уж тебе это так нужно, но не более того. Не более».

Рациональный голос имел полное право быть испуганным. В каждом из нас есть что-то, что просто тянется к безумию. Всякий, кто смотрел вниз с крыши очень высокого здания, наверняка чувствовал хотя бы слабый, но отвратительный позыв прыгнуть. А каждый, кто подносил к виску заряженный пистолет…

– Не надо, – сказала жена писателя. – Пожалуйста.

– Хорошо, не буду, – сказал редактор. – Я к чему все это говорил: даже люди с самой крепкой психикой удерживают свое здравомыслие, цепляясь за скользкую веревку. Я действительно в это верю. Цепи рациональности смонтированы в человеке очень небрежно.