Команда Смайли

«Я тоже верю Отто, – почему-то вспомнил Смайли слова герра Кретцшмара. – Не во всем, но по большому счету». «И я тоже», – подумал Смайли. Он верил Отто в этот момент столь же убедительно, как верил в смерть и в существование Песочника. И Владимир, и Отто Лейпциг своей кровью доказали правоту генерала.

С берега долетел женский голос:

– Что он там нашел? Нашел он что-нибудь? Кто он?

Смайли поднялся наверх. Старик, положив весла, тихо покачивался в лодке. Он сидел спиной к лесенке, вобрав голову в широкие плечи. Докурив сигарету, он теперь раскурил сигару словно в воскресенье. И в тот же момент – одновременно со стариком – Смайли увидел сделанную мелом отметину. Она оказалась в поле его зрения, но очень близко и расплывалась в затуманенных стеклах его очков. Пометка мелом – отчетливая, желтая. Линия, тщательно проведенная по ржавым поручням, а в футе от нее – удочка, закрепленная морским узлом. Старик наблюдал за ним, как и разраставшаяся группа на берегу, но у него не было выбора. Он потянул за удочку – тяжело. Он вытягивал ее постепенно, перебирая руками, пока не появилась леска, и он обнаружил, что тянет уже за нее. Внезапно леска напряглась. Смайли продолжал осторожно тянуть. Люди на берегу ждали – он чувствовал даже через разделявшую их воду, как возрастает интерес зевак. Старик откинул голову и наблюдал из-под козырька шапки. Внезапно улов с плеском выскочил из воды, и зрители разразились громким смехом: на крючке достаточно большом, чтоб подцепить акулу, болталась старая спортивная туфля, зеленая, зашнурованная. Смех постепенно замер. Смайли снял туфлю с крючка. Затем, словно забыв что-то, спустился в каюту и исчез из виду, оставив, однако, дверь приоткрытой для света.

Но спортивную туфлю взял с собой.

В туфле оказался пакет из клеенки. Он отодрал его. Это была сумка для табака, зашитая сверху и несколько раз сложенная. Московские правила, – тупо подумал Смайли. – До самого конца все по Московским правилам. Интересно, наследство скольких еще мертвецов я должен получить, – усмехнулся он. – Хотя ценим мы лишь те, что по горизонтали». Он разорвал шов. В сумке обнаружился сверток – на этот раз в мешочке из резинового материала, завязанном у горловины. Внутри мешочка находилась картонная коробочка меньше спичечного коробка. Смайли открыл ее. Там лежала половина почтовой открытки. Черно-белой, даже не цветной. Унылый пейзаж в Шлезвиг-Гольштейне с половиной стада коров фризской породы, щиплющих траву под неярким солнцем. Разорвана открытка была намеренно неровно. На обратной стороне никакой надписи, ни адреса, ни марки. Просто половина унылой неиспользованной открытки, но Отто пытали, затем убили из-за нее и так ее и не нашли, как и не нашли сокровищ, к которым она открывала доступ. Смайли положил ее вместе с мешочком и коробочкой во внутренний карман пиджака и поднялся на палубу. Старик в своей лодке подплыл к самому борту. Ни слова не говоря, Смайли медленно слез по лесенке. На берегу толпа обитателей кемпинга за это время возросла.

– Напился? – спросил старик. – Дрыхнет?

Смайли сошел в лодку, старик сел на весла, а Смайли снова оглянулся назад, на «Исадору». Он увидел разбитый иллюминатор, вспомнил, в каком состоянии каюта, какие тонкие, словно из бумаги, у моторки борта, так что слышно шелест шагов на берегу. Он представил себе, какая была драка и Лейпциг кричал так, что звон стоял в кемпинге. Он представил себе, как вот так же, молча, стояли на берегу обитатели кемпинга, не подавая голоса и не протягивая руки помощи.

– Там шла вечеринка, – как бы между прочим произнес старик, привязывая лодку к причалу. – Музыка, пение. Они предупредили, что будет шумно. – Он затянул узел. – Может, там и ссорились. Ну и что? Многие ссорятся. Пошумели, послушали джаз. Ну и что? Народ у нас музыкальный.

– Это были полицейские, – громко произнесла женщина из толпы зевак. – А когда полиция занимается своим делом, граждане обязаны держать рот на замке.

– Покажите мне его машину, – попросил Смайли.

Они двинулись гурьбой – ни один не выступил вперед. Старик шагал рядом со Смайли, наполовину опекая его, наполовину охраняя и церемонно расчищая ему дорогу. Вокруг шныряли детишки, но держались подальше от старика. «Фольксваген» стоял в рощице и был так же разгромлен, как и каюта «Исадоры». Обшивка крыши висела лохмотьями, выдраны и взрезаны сиденья. Колеса отсутствовали, но Смайли решил, что это произошло уже потом. Люди из кемпинга почтительно стали полукругом словно возле экспоната на выставке. Кто-то попытался сжечь машину, но огонь не занялся.

– Он был подонком, – пояснил старик. – Все они такие. Посмотрите на них. Поляки, преступники, недочеловеки.

«Опель» Смайли стоял там, где он его оставил, в конце дороги, возле мусорных баков, и двое одинаково одетых светловолосых мальчишек колотили по багажнику молотками. Приближаясь, Смайли видел, как при каждом ударе подпрыгивают их чубы, спускающиеся на лоб. На них были джинсы и черные сапоги с аппликациями в виде маргариток.