Команда Смайли

Смайли видел, что у каждого второго отпечатка ноги палка с резиновым наконечником оставляла круглую вмятину.

– Но когда в него стреляли, палка, конечно же, оказалась в левой руке, верно? Вы это тоже видели, сэр, я заметил. Случайно, не знаете, какая нога была у него плохая, сэр, если была?

– Правая, – ответил Смайли.

– А-а. Тогда, значит, он и палку обычно держал справа. Сюда вниз, прошу вас, сэр! Он шел по-прежнему нормально, отметьте, пожалуйста, и здесь, – добавил офицер, нескладно построив фразу, что случалось с ним редко.

Еще пять шагов фонарик старшего инспектора высвечивал четкие отпечатки носка и пятки, равно как и ромбовидного рисунка на стопе. Сейчас же, при дневном свете, Смайли увидел лишь смутные их очертания. Дождь, отпечатки других ног и шин проехавших здесь без разрешения велосипедистов в значительной степени размыли их. Но ночью, при свете фонарика старшего инспектора, он их отчетливо видел – столь же отчетливо, как и накрытый пластиком труп, лежавший во впадине, где кончались следы.

– А вот теперь, – довольным тоном произнес старший инспектор и остановился – конус света его фонарика падал на развороченный участок земли. – Сколько, вы сказали, ему лет, сэр? – поинтересовался он.

– Я вам этого не говорил, но ему стукнуло шестьдесят девять.

– Прибавьте к этому, насколько мне известно, недавний инфаркт. Так вот, сэр. Сначала он останавливается. Резко. Не спрашивайте почему – возможно, его окликнули. Я полагаю, он что-то услышал, позади. Отметьте, как укорачивается шаг, отметьте положение ног, когда он делает пол-оборота – оглядывается или оборачивается! Словом, он поворачивает назад – вот почему я настаиваю, что он услышал что-то сзади. И, увидев что-то или не увидев – или же услышав или не услышав, – он решает бежать. И припускает вовсю, смотрите! – призывает Смайли инспектор с внезапным энтузиазмом спортсмена. – Шаг стал шире, пятки едва касаются земли. Совсем другой отпечаток – бежит что есть силы. Видно даже, как помогает себе палкой.

Всматриваясь сейчас, при дневном свете, Смайли уже не может с определенностью ничего сказать, но он видел вчера ночью – и мысленно увидел снова сегодня утром – эти следы от отчаянного взмаха палкой, глубоко, а потом косо вонзавшейся в землю.

– Сложность в том, – спокойно продолжал комментировать старший инспектор, словно выступая в суде, – что выстрел-то был произведен спереди, верно? А совсем не сзади.

«С обеих сторон, – подумал сейчас Смайли, имея возможность за прошедшие часы все обдумать. – Они его гнали, – думал он, безуспешно пытаясь вспомнить, как такая техника называется на жаргоне Саррата. – Они знали его маршрут, и они его гнали. Тот, который запугивает, находится сзади и гонит объект вперед, а стрелок находится впереди, не замечаемый объектом, пока тот не напарывается на него. Эту истину знают и группы убийства Московского Центра – знают, что даже бывалые агенты будут часами голову ломать над тем, как обезопасить себя сзади или с фланга, какая машина проехала, а какая не проехала, что за улицы они пересекают и в какие дома входят. И однако же в критические моменты не видят опасности, столкнувшись с ней лицом к лицу».

– Все еще бежит, – продолжал старший инспектор, шаг за шагом приближаясь к трупу во впадине. – Заметьте, как чуть удлиняется шаг из-за того, что склон делается круче! И становится беспорядочнее, видите? Ноги так и разлетаются. Бежит, спасая жизнь. В буквальном смысле. И палка по-прежнему в правой руке. Вот тут, видите, он поворачивает, приближается к кромке впадины. Теряет ориентир, что вовсе не удивительно. А теперь вот это. Объясните-ка, если можете!

Свет фонарика задержался на отпечатках ног – их было пять или шесть, сбитых в кучу на очень маленьком пространстве между деревьями, покрытом травой.

– Снова остановился, – объявил старший инспектор, – пожалуй, не столько остановился, сколько запнулся. Не спрашивайте почему. Может, просто оступился. Может, испугался, оказавшись так близко от деревьев. Может, сердце забарахлило – вы ведь говорили, что оно у него паршивое. А затем снова побежал, как прежде.

– Уже с палкой в левой руке, – тихо произнес Смайли.

– Почему? Я задаю себе этот вопрос, сэр, но, возможно, вы знаете ответ. Почему? Он снова что-то услышал? Что-то вспомнил? Почему, спасаясь бегством, он вдруг останавливается, топчется на месте, перебрасывает палку из одной руки в другую и затем снова бежит? Прямиком в объятия того, кто его пристрелил? Если только тот, кто находился позади, не нагнал его тут, не обошел, быть может, между деревьями, то есть не описал полукруга? Какие будут этому объяснения с вашей стороны, мистер Смайли?

Этот вопрос все еще звучал в ушах Смайли, когда они подошли наконец к трупу, лежавшему, словно эмбрион, в своей пластиковой оболочке.