«Тени, – размышлял он. – Пятна света и тьмы впереди и позади нас на нашем жизненном пути. Рожки бесенят, рога дьявола, наши тени длиннее, чем мы сами. Кто он? Кем был? Я с ним встречался? Я отказался встречаться? А если отказался, то как же я его знаю? Он был каким-то просителем, человеком, который что-то продавал, – значит, разведданные? Сновидения?» Окончательно теперь проснувшись, Смайли растянулся на диване – что угодно, лишь бы не идти наверх в постель – и, держа перед собою снимок, принялся медленно продвигаться по длинным галереям своей профессиональной памяти, придвигая лампу к полузабытым портретам шарлатанов, мастеров золотых дел, изготовителей фальшивых документов, торговцев, посредников, бандитов, мошенников, а иногда – героев – всех, из кого складывались его многообразные контакты, и выискивая человека с запавшими щеками, который, словно тайный соучастник, выплыл из маленькой фотографии, чтобы поселиться в его замутненном сознании. Свет лампы перемещался, медлил, возвращался. «Меня обманывает темнота, – предположил Смайли. – Я встречался с ним при свете». И ему привиделся безвкусный, освещенный неоном гостиничный номер… звучала популярная мелодия, а обои были в клетку, и маленький незнакомец примостился, улыбаясь, в уголке и звал его Максом. Маленький посол, но представлявший какое дело, какую страну? Смайли вспомнил пальто с бархатными отворотами и крепкие маленькие руки, исполнявшие свой собственный танец. Вспомнил живые, смеющиеся глаза, тонкогубый рот, который быстро открывался и закрывался, но без слов. И у него появилось ощущение потери, ощущение промаха: он никак не мог вспомнить другой тени, маячившей там во время их разговора.
«Возможно», – размышлял он. Все возможно. Возможно, в конце концов, что Владимира застрелил ревнивый муж; в эту минуту в дверь позвонили – звонок обрушился на него словно крик хищной птицы; два звонка.
«Она, как всегда, забыла свой ключ, – досадливо поморщился он. И, сам не зная как, очутился в холле и уже возился с замком. – Да ключом ей и не открыть», – сообразил он: подобно Остраковой, Смайли закрыл дверь на цепочку. Он поискал на ощупь цепочку, крикнув: «Энн! Подожди!», и ничего не нащупал. Затем отодвинул засов и услышал, как по всему дому разнесся грохот.
– Сейчас! – громко повторил он. – Подожди! Не уходи!
Он широко распахнул дверь и от усилия покачнулся на пороге, подставив, как жертву, полное лицо ночному воздуху и фигуре в черной коже, которая со шлемом под мышкой возникла перед ним, словно часовой смерти.
– Вот уж никак не хотел вас напугать, сэр, поверьте, – произнес незнакомец.
Смайли от неожиданности ухватился за притолоку и только неотрывно смотрел на пришельца. Тот был высокий, коротко остриженный, взгляд его выражал неизбывную преданность.
– Фергюсон, сэр. Помните меня, сэр, я – Фергюсон. Я занимался транспортом для летчиков-осведомителей мистера Эстерхейзи.
Черный мотоцикл с коляской стоял у бровки тротуара за его спиной, блестя под уличным фонарем любовно надраенными поверхностями.
– Я считал, что сектор осведомителей уже давно распустили, – откликнулся Смайли, продолжая низать парня глазами.
– Так оно и было, сэр. К сожалению, можно сказать, разбросали их на все четыре стороны. Чувство товарищества, особый дух – все пропало.
– Так на кого же вы теперь работаете?
– Да ни на кого, сэр. Работаю, можно сказать, неофициально. Но все равно на стороне ангелов.
– Я и не знал, что у нас есть ангелы.
– Да, это так, сэр. Все люди грешны, должен сказать. Особенно нынче. – Он протянул Смайли бурый конверт. – От некоторых ваших друзей, сэр, скажем так. По-моему, речь идет о телефонном счете, которым вы интересовались. Должен сказать, мы обычно получаем подтверждение от почтового ведомства. Доброй вам ночи, сэр. Извините за беспокойство. Пора и вам немножко вздремнуть, верно? Хорошие люди редко попадаются, я всегда это говорю.
– Доброй ночи, – ответил Смайли.
Но посетитель не уходил, словно ждал чаевых.
– Вы действительно меня вспомнили, правда, сэр? Просто на вас нашло затмение, верно?
– Конечно.