«Площадь 14 сентября», точнее, скверик сто на сто метров с пыльными кебрачо и пальмами в самом что ни на есть центре Кочабамбы – прекрасное место для встреч. Вдоль одной из сторон площади стоит двухэтажное здание присутствий, с префектурой и полицейской комендатурой департамента, в центре водружена колонна с орлом в ознаменование давно позабытых побед, кругом праздные люди, причем их немного – конечно, если сейчас не перерыв в конторах. Все просматривается насквозь, конспирируй, сколько душе угодно. В самом деле, кто сможет заподозрить в обычном горожанине, сидящем на скамеечке прямо напротив фронтона с государственным гербом, одного из самых разыскиваемых подпольщиков?
Обозревая красоты колониального стиля – все эти ручки и дверные молотки из потемневшей бронзы на солидных створках красного дерева, упрятанных вглубь галереи первого этажа или ряд узеньких балкончиков с коваными решетками вдоль этажа второго – человек прихлебывал горячий кофе, аккуратно придерживая новомодный картонный стаканчик за ободок, чтобы не обжечься.
– Эй, Пако! – окликнул его шедший мимо мужчина.
– Пабло! Привет!
Прохожий затормозил и приземлился на ту же скамейку, обычное дело – случайно встретились два приятеля и теперь обсуждают последние новости.
– Что стряслось? Почему экстренный вызов? – продолжая безмятежно улыбаться и держать кофе на отлете, спросил Пако.
– У нас два ареста. И есть подозрение, что за Уюни поставили слежку, – столь же радостно ответил Пабло.
– Общие места проверял?
– Да. Все трое из последнего выпуска.
– Немедленно выводи остальных, пусть залягут на дно как минимум недели на две.
– Уже. Всех, кроме Рикардо.
– Подозреваешь?
– Да. Под чужим флагом его проверить не успели, а сомнения появились еще тогда. Сейчас подождем – если Рикардо останется на свободе, значит, дело в нем.
– А если они намеренно его арестуют? – Пако допил кофе, смял и опустил стаканчик в стоящую рядом урну.
Пабло поддернул брюки и повернулся вполоборота к собеседнику:
– А давай его арестуем мы. Чужой флаг, да еще и в острый момент, а?
– Годится, я займусь. Где держат арестованных, знаешь?
– В криминальной полиции, на берегу, где пожарка.
– Готовь боевую группу.
Обычные с виду горожане встали, обнялись на прощание и разошлись.
Через два с небольшим часа две полицейские машины подъехали к дому, где снимали квартиры студенты, и вскоре фараоны вывели одного из жильцов с закрученными за спину руками. Вслед им неслись проклятия и летел мусор, студенты даже попытались заблокировать выход из дома и полиции пришлось пробиваться силой. Чья-то крепкая рука не пожалела швырнуть банку с томатным соком, отчего чуть ниже уцелевшего заднего стекла расплылось кровавое пятно.
– Негодяи! Убийцы! Дерьмо! – неслось вслед отъезжающим машинам, в одной из которых дергался арестованный.
Но стоило джипам завернуть за угол, как «жертва диктаторского режима» успокоился и потребовал сообщить о нем капитану Веласкесу и еще одному человеку по адресу, указанному на визитке из нагрудного кармана. Что и было сделано, только другими людьми и существенно позже, когда были найдены останки Рикардо.
В тот вечер две боевые группы подполья действовали независимо – да и взаимодействовать они никак не могли, поскольку Ла-Пас и Кочабамбу разделяли почти двести пятьесят километров.
Первая сразу после заката выдвинулась к владению генерала Миранды, где он отбывал домашний арест в двенадцати комнатах с балконом и садом, телевизором, радиолой, недавно привезенной из Америки кухней, тремя слугами и пуделем. Возможностей общения с миром генерала тоже не лишили – и гостей он принимал, и телефонная линия работала исправно. До самого последнего момента, когда ее перерезали боевики Авраама Гильена.
Наутро ночевавший в сторожке привратник открыл дверь, впустил слуг и через пять минут подпрыгнул на месте от ужасного вопля – горничная обнаружила труп генерала. Сбежавшиеся садовник и повар поорали в молчащую телефонную трубку, затем сообразили добежать до соседей позвонить в полицию и министерство обороны, откуда немедленно выехала толпа разнообразных начальников, на фоне которой потерялись криминалисты.
Еще через час чины армии и полиции в молчании глубокомысленно разглядывали записку, оставленную на застреленном в лоб Миранде – «Да будь ты проклят, ты всех нас предал».
Этот клочок бумаги запустил розыск таинственных «нас» и самые неправдоподобные слухи, отчего после публикации новости о загадочной смерти генерала в газетах, самоубился еще один из домашне-арестованных, а два других попросили, чтобы их спрятали в бронированные камеры и приставили вооруженную охрану.
В Кочабамбе же все прошло не так таинственно, а скорее наоборот – весомо, грубо, зримо. Боевики позаимствовали у бравых бомбейрос[78]
ярко-красную машину, снесли ей навесик у входа и заблокировали двери криминальной полиции, а потом с крыши пожарного авто проломили черепицу и вломились в здание сверху и через окна.Поскольку нападавшие гранат не жалели, вышло все быстро, шумно и кроваво.
Глава 21 – Революция кантут