— Вы знаете каждого из шестисот пятидесяти человек в батальоне? — с деланным изумлением спросил Салмон.
— Разумеется. И буду крайне разочарован, если вы не знаете каждого из ста сорока в своей роте, капитан.
Салмон вздернул подбородок, но промолчал, Альтманн криво усмехнулся.
— Мы не в бою, поэтому будем действовать по процедуре. Я пошлю запросы, для начала мы узнаем, какие есть записи по Мамани Киспе и что там с его братьями вообще.
— Отдайте его мне на пару часов, — внезапно потребовал немец, — и не нужно будет посылать никаких запросов.
«Гестаповец. Точно гестаповец. Фак ю, наци. Перебьешься».
— Будет так, как я сказал, — отрезал Шелтон. — Что-то еще, сеньоры?
— Часовня, срочно необходима часовня, я докладывал об этом еще месяц назад, — поднялся Салмон. — Среди солдат идут нехорошие разговоры, что даже партизаны во временном лагере нашли возможность устроить часовню, а мы до сих пор не сумели.
— Все силы сейчас уходят на школу, окончить должны через неделю. И сразу же займемся часовней. На этом все.
Боливиец и немец вышли, Альтманн коротко свистнул и овчарка мгновенно заняла позицию у его правой ноги, скаля клыки и преданно глядя на хозяина. Инструктор и офицер разошлись в разные стороны с одинаковым выражением разочарования и раздражения.
Назавтра последнее чувство только усилилось — после службы в честь Марии Розарии солдатня незнамо где добыла сингани и нажралась до положения риз. Злой от невозможности выпить штабной патруль во главе с капитаном Салмоном только и занимался тем, что отлавливал пьяных и перетаскивал упившихся. К концу вечера в бывший амбар, назначенный полевой тюрьмой, набили свыше полутора сотен рейнджеров, продолжавших радостно вопить, когда в городе и поселках по соседству бухали петарды и шутихи, голосить песни, драться и вообще праздновать. Хорошо еще, что большая часть после выпивки просто свалилась спать.
Перед самым выходом касику передали послание из передового лагеря в районе Айкиле — туда добрались два «туриста», которые предъявили документы лейтенантов из 8-й дивизии и потребовали встречи с «команданте». Их, разумеется, задержали, но они просили хотя бы передать конверт, по их уверениям — от старшего армейского начальства.
— Что думаешь, chico?
— Может, провокация, — раздумчиво протянул Вася. — Может, в Санта-Крусе есть заговор среди офицеров. Но сейчас не время, проблемы надо решать по мере поступления. Если сумеем разбить рейнджеров, то разберемся и с лейтенантами.
— Что значит «сумеем», chico? Обязаны! И мы их разобьем к чертовой матери! — Че излучал энтузиазм.
Тентованный грузовик остановился, дождался, пока растворят скрипучие ворота, и снова покатился вперед, к звукам гитары, флейты и бабахам петард, где и встал уже окончательно, в ряду таких же.
— Приехали, вылезайте, — отдернул снаружи полог Инти.
За его спиной шла «гулянка строителей» с костром, на котором жарились остатки мяса, бочонком чичи, с песнями и шутихами. На севере от стройплощадки, в Маманаке и на юге, в самой Тарате, тоже пели и гуляли — завтра же воскресенье!
Че, Вася и Артуро прямо с борта проскользнули в жилой барак, где сотня бойцов приветствовала касика сдержанным гулом. За легкой загородкой в углу командиров ждали Гильен, Антонио и Марио Чавез, парикмахер из Тараты.
— Все по плану. Спиртным батальон обеспечили выше крыши.
— С добавками? — уточнил Вася, специально выбивший из деда хитрые зелья.
— Ну, где успели. Больше половины точно.
Че хлопнул Чавеза по плечу и присел за стол, на котором разложили карту. Вася пристроился рядом, Артуро ушел в уголок, где стояла обе радиостанции — большая и моторола.
Снаружи хлопнула петарда — все вздрогнули, но потом Че ткнул в Антонио пальцем и засмеялся, следом заржали остальные. Через час песни в округе затихли, через два прекратились совсем, наступила почти полная тишина, лишь изредка оживало радио:
— Четыре-два.
— Четыре-два принял.
Катари выставил заслоны на дороге в Кочабамбу, в городе целых два полка с артиллерией, зато больше подмоге взяться неоткуда. И место там выбрали хорошее — крутой поворот под скалами, можно взводом держать целую дивизию.
Полчаса молчания.
— Четыре-три.
— Четыре-три принял.
Отряд Хоакина заныкался в Тарате и готов к выдвижению.
— Четыре-четыре.
— Принял.
Группа Габриэля на позиции у дома Альтманна.
Оставалось дождаться Иская — ему выпала самая сложная задача, провести ночью отряд через горы с противоположной от дороги стороны и занять позицию на гребне. При этом большинство его разведчиков сейчас следили за постами рейнджеров.
Снаружи глухо бумкнуло железо и послышались сдавленные ругательства. Вася вышел из барака — на площадке бойцы расставляли два десятка минометов по заранее выверенным позициям.
— Все точно, не промахнетесь?
— Трижды перемеряли и пересчитывали, все сходится, — сверкнул в ночи белыми зубами партизанский начарт Коко. — Даже сделали учебную позицию с такими же расстояниями и пристрелялись на ней. Все цели назубок!