— Это похоже на бразильское шураску, — заключил падре, снимая зубами с деревянного шампура очередной кусок.
— Скорее, на асадо[11]
, разве что у нас оно делается без маринада, — возразил Че. — Так что я буду звать тебя асадор, chico.— Опять ты за свое, abuelito.
И Вася с удовольствием макнул еще шипящее мясо в соус йагуа — нечто вроде боливийской аджики из перцев чили, помидор, лука и пряностей.
Некоторое время все молча ели и просто получали удовольствие от жизни, как будто и нет на свете партизанской войны, напалма, батальонов рейнджеров, культурной революции и пятилеток в три года. Просто небо, просто горы, жареное мясо и компания неглупых людей, что еще надо человеку для счастья? Только борьбу за освобождение человечества, ага.
— Церковь, дети мои, стояла и стоит за примирение и обуздание гнева, — втолковывал падре, доедая мясо.
— Проблема в том, Лучо, что церковь ставит знак равенства между примирением и смирением, — Че тоже оказался не чужд философии и теперь оппонировал иезуиту, вольготно развалившись на расстеленном пончо. — А с точки зрения диалектики примирение возможно только через преодоление справедливого гнева. Преодолеть же его можно только устранив причину, то есть совершив социальную революцию.
— Ну-у, в некотором смысле мы можем рассматривать борьбу за справедливость как один из путей к спасению души…
— Зачем же в некотором смысле, падре? Почему бы не просто рассматривать именно так?
— Низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем? — процитировал отец Луис евангелие от Луки. — Похоже, но как быть с тем, что вы считаете религию опиумом для народа?
— По моему мнению, — Че перевернулся на живот и хитро прищурился, — религия, с точки зрения политической, сама по себе, не опиум и не чудодейственное средство. Все дело в том, чему она служит. Если для для защиты угнетателей и эксплуататоров, то это одно дело, а если для защиты или угнетенных и эксплуатируемых, то совсем другое. Чистая диалектика, все зависит от подхода к политическим, социальным или материальным проблемам.
— То есть ты считаешь возможным соединять в одном человеке марксиста и христианина?
— Вполне. Во всяком случае, у меня в колонне было полно верующих ребят, многие из них верят и по сей день. И в повстанческой армии был свой капеллан — падре Гильермо Сардиньяс, ему даже присвоили звание команданте по настоянию Камило.
Падре задумался, а Че с Васей тоже решили помолчать — видно же, что Лучо решает непростую внутреннюю проблему. Солнце уже зашло, сумерки в горах пролетают мигом, Вася встал и, как самый младший, начал потихоньку прибирать поляну (да и дед Контиго, если оставить здесь мусор, оторвет башку и никакой авторитет касика не спасет). Вскоре к нему присоединился и Гевара, в очередной раз подивившись, насколько хорошо он стал себя чувствовать после дедовых процедур — астма не донимала его уже много недель.
Они проверили посты вокруг ваки, вернулись к очагу и увидели, что иезуит отошел в сторону, повесил на кебрачо распятие и молится.
— Не будем мешать, да и спать пора.
Вася мог бы лечь спать на втором уровне ваки, но его спутникам это никак не под силу и потому все пончо и одеяла навалили на первом, прямо у входа. Снова покалывало кожу электричеством, снова в голове теснились образы и обрывки знаний, звучали голоса родных… Вот интересно, а как это происходит у других? Ни Че, ни падре ничего не рассказывали…
Утром свежий и бодрый иезуит, будто и не молился всю ночь, начал с самого главного:
— Да, наверное, я смогу работать вместе с коммунистом-марксистом ради преобразования мира.
— И спасение души не помешает? — серьезно глянув на падре, Че застегнул куртку и пояс с пистолетом.
— Я пришел к выводу, что спасение души и борьба за земную справедливость суть две стороны одного процесса, влияющие друг на друга. Так что я готов, чем я могу помочь?
— Видите ли, падре, нам нужна понятное католикам объяснение нашей программы, это будет настоящий, серьезный прорыв. Вся эта диктаторская сволочь давит на то, что партизаны (читай — коммунисты) против церкви и ненавидят верующих, а мы покажем, что это совершенно не так.
— Хорошо. Ваша программа у меня есть, я напишу свои замечания и несколько проповедей на тему «Долг истинного члена Церкви Христовой — бороться за освобождение».
— Отлично, — влез Вася, мы запишем их на магнитофон и будем пускать в эфир.
Падре улыбнулся и, дожавшись когда Че отойдет к сопровождавшем их бойцам, подмигнул Васе:
— А ты, сын мой, опять был в Кочабамбе?
— С чего вы взяли? — делано удивился касик.
— Да с того, что в соусе чувствуется килькинья, как делают только в Кочабамбе, а здесь вместо него кладут травку уакатайя, — объяснил кулинар-любитель и еще более понизив голос, спросил: — Как там наша знакомая?
Вася неожиданно покраснел.
— Я так и думал, сын мой. В утешение и похвалу тебе могу сказать, что любовь — одна из основных христианских добродетелей.