Командарм Якир. Воспоминания друзей и соратников.

Любимым преподавателем у нас считался А. П. Месяцев. Блестящий знаток истории, особенно русской, он вдохновенно рассказывал о прошлом народов, населявших Россию, и зачастую, отвлекаясь от темы, импровизировал и рисовал картины далекого будущего человечества. Именно он привил нам любовь к Родине, к народу и заставил в меру нашего разумения осмысливать все, что происходило вокруг. По совету Месяцева многие из нас прочли «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса и еще кое-что из марксистской литературы. Месяцев безусловно помог формированию наших характеров и взглядов. С особым вниманием он относился к Ионе Якиру, считая его способным и пытливым учеником с большими задатками ученого.

Любили мы и учителя географии (фамилии, к сожалению, не помню). Он не был сухарем, бездумно водившим указкой по географической карте. В его рассказах мы словно видели весь земной шар, узнавали разные страны, путешествовали по морям и океанам, забирались в самые дальние уголки нашей планеты. И этот преподаватель часто выходил за рамки урока. Не всегда прямо, чаще иносказательно, он показывал ученикам изнанку жизни народов, их беды и горести, их стремление к свободе и лучшей доле.

Бывало, закончится урок географии, ребята мчатся на перемену, а мы с Ионой бродим по коридорам, и до меня доносится взволнованный шепот моего друга:

- Здорово, правда?.. Объехать бы всю землю, повидать своими глазами, как живут люди... И чтобы не было городовых, губернаторов и царей... Чтобы всем жилось как надо...

Как надо жить и что для этого нужно делать, мы пока не знали, многого не понимали. Но это понимание пришло к нам очень скоро.

Хочу еще вспомнить добрым словом преподавателей французского и немецкого языков. Иона Якир увлекался изучением иностранных языков - они ему давались легко - и впоследствии много тренировался и довольно свободно владел немецким и французским. Это ему пригодилось и в армии.

Но больше всего Иону влекла к себе химия. Ее преподавал сам Карчевский, который ценил учащихся, любивших химию. Иона много времени проводил в лаборатории, возился со всякими пробирками и колбами, производил различные опыты, и от этого занятия его невозможно было оторвать. Убежден, что если бы не революция, целиком поглотившая все наши силы и помыслы, Иона Якир стал бы химиком и, возможно, сделал ученую «карьеру». Ведь не зря же, попав в Швейцарию, он начал усердно изучать химические науки, стремясь в короткие сроки добиться наилучших результатов. Но события повернулись по-иному, и Якир стал бойцом, командиром, военачальником.

Как я уже говорил выше, наше училище по сравнению с другими было более демократическим. Это, несомненно, налагало свой отпечаток на наше сознание. Во всяком случае, помнится, несколько старшеклассников во главе с Фельдманом создали марксистский кружок. Маскируя свои собрания товарищескими встречами и домашними вечеринками, участники кружка читали нелегальную и полулегальную марксистскую литературу, устраивали диспуты, до хрипоты спорили о сроках и судьбах революции. Это были горячие, искренние ребята, искавшие путей в революционное движение. Устав от споров и чтения брошюр, все запевали вполголоса запрещенные песни, причем кто-нибудь занимал пост наблюдателя у окна или на улице, чтобы подать условный сигнал, если появится городовой или подозрительный человек, похожий на шпика охранки.

Некоторых из нас, более молодых, Фельдман тоже втянул в кружок, и там мы впервые приобщились к начальным основам марксизма. Кружок часто собирался то в квартире Фельдмана, то в квартире Якира. Не знаю, догадывалась ли Клара Владимировна о характере наших сборищ, но своему сыну Ионе она не запрещала приглашать товарищей и участвовать в «вечеринках».

В день похорон Льва Николаевича Толстого учащиеся нашего училища по инициативе марксистского кружка организовали забастовку. Все ребята высыпали из классов в коридоры, потом на улицу и, помитинговав немного, с молчаливого согласия учителей разошлись по домам. В этой забастовке участвовал и Якир. Он был возбужден, лицо его раскраснелось, и мне показалось, что Иона будто незаметно повзрослел.

Обстановка в Кишиневе тоже способствовала тому, что мы, подростки, быстро взрослели и приобщались к революционному движению. В городе задавали тон приверженцы известных в то время реакционеров Крушевана и Пуришкевича, творили свое черное дело черносотенцы, устраивали еврейские погромы. Разнеся мелкие лавчонки, разгромив квартиры, избив и покалечив ни в чем не повинных людей, черносотенцы после этих «побед» разгуливали по городским улицам, усыпанным обломками мебели и пухом от распоротых перин, несли над головами портреты царя, церковные хоругви и орали пьяными голосами монархические гимны.