Командарм Якир. Воспоминания друзей и соратников.

Наконец радиостанция 45-й дивизии приняла адресованный нам сигнал начальника 44-й дивизии И. Н. Дубового. Иона Эммануилович Якир вступил с ним в переговоры. Договорились вместе наступать на Житомир: мы с юга, 44-я с севера. Смяв петлюровский гарнизон Житомира, 45-я и 44-я дивизии с двух сторон ворвались в город. Одновременно 58-я заняла г. Радомысль. Кольцо вокруг Южной группы было прорвано, и мы соединились с северными войсками 12-й армии. Встреча с 44-й дивизией была непередаваемо радостной. В подарок 12-й армии, испытывавшей острый недостаток продовольствия, мы привели 15 тысяч овец и 7 тысяч быков, да еще привезли большое количество сахара и муки. Сахар мы забирали по пути на сахарных заводах. Во время нашего похода везде шла молотьба хлеба; выбивая из населенных пунктов петлюровские отряды, мы домолачивали хлеб, мололи его и забирали, чтоб не доставался петлюровцам. В числе наших трофеев было до 40 орудий и около 70 пулеметов.

20 сентября во всех ротах, эскадронах и батареях командиры зачитали приказ, которым Реввоенсовет Южной группы поздравил доблестные части 45, 58 и 47-й дивизий с окончанием героического похода. Реввоенсовет выражал уверенность в том, что воинские части, вписавшие свое имя этим славным походом в историю революционной войны и вышедшие из похода могучие духом и верой в победу, будут и впредь лучшими бойцами за Советскую власть и понесут вперед Красное знамя на страх врагам трудового народа. Приказ заканчивался словами: «Реввоенсовет Южной группы благодарит вас, товарищи, и зовет к новым славным боям, к новым победам!»

За время похода я наслышался от Ивана Федоровича Федько и других командиров о доблестях Ионы Эммануиловича Якира. Те распоряжения, которые мы получали от него, подтверждали эту характеристику, а когда войска Южной группы подошли к Киеву, в большом селе Кочерово, лежащем на Житомирском шоссе, я познакомился с нашим командующим. Он произвел на меня впечатление умного и сердечного человека, требовательного и общительного командира. Это впечатление укрепилось еще более, когда я стал уже командиром 58-й Краснознаменной стрелковой дивизии, а затем начальником оперативно-разведывательного управления штаба Украинского военного округа. Часто встречаясь с ним в будни боевой учебы войск, я не мог не заметить и того, что И. Э. Якир, кроме всего сказанного, еще и талантливый воспитатель подчиненных.

Поход Южной группы, который с таким блеском провел Иона Эммануилович, был для меня, как и для многих других, большой школой служения своему народу в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Следующим классом этой школы была служба под руководством товарища Якира в Украинском военном округе. Но мне дорог Иона Эммануилович еще и потому, что в один из трудных моментов моей жизни он, скажу без преувеличения, спас меня. В 1930 году по абсурдному обвинению была арестована группа бывших офицеров, служивших в Украинском военном округе. В числе арестованных оказался и я. Знаю, что Иона Эммануилович специально ездил в Москву, рассеял вздорные обвинения, и мы получили свободу и полную реабилитацию. Правда, не все: несколько человек Якир не застал в живых - они уже тогда стали жертвами необоснованных репрессий. В период культа Сталина я во второй раз подвергся необоснованным репрессиям и пережил их с незапятнанной совестью, со скорбью о невинно погибших товарищах, о дорогом Ионе Эммануиловиче. Верю, что Коммунистическая партия и советский народ воздадут должное его памяти.

ВСЕ МЫ С ВАМИ – КОММУНИСТЫ А. Е. Гандельсман

В 1922 году я работала в Киеве, в комиссии помощи голодающим и беспризорным детям. Возглавлял ее председатель губисполкома Ян Гамарник. Но так как товарищ Ян был занят множеством и других очень важных дел, фактически руководить работой комиссии приходилось мне, его заместителю.

В августе или сентябре 1922 года меня пригласили на заседание бюро губкома партии, где рассматривался вопрос о состоянии детской беспризорности. Когда я пришла в здание бывшей городской думы на Крещатике - там размещались губкомы партии, комсомола и губисполком - в зале заседаний скопилось много народу. Повестка была большой, и я, ожидая своей очереди, присматривалась к присутствующим, искала знакомые лица.

Меня поразило одно, странное на первый взгляд, обстоятельство: по многим абсолютно «гражданским» делам выступал высокий, черноволосый командир Красной Армии. Поражала страстность, искренность, убежденность его коротких, но содержательных речей.

Фамилию Якира я, конечно, слыхала и раньше - ведь он был начальником 45-й стрелковой дивизии, очень популярной в Киеве. Но лично его не знала и, помнится, подумала: странно, военный, а выступает, как заправский партийный работник.

Я наклонилась к сидевшему рядом товарищу и спросила:

- Кто это?

- Разве ты не знаешь? Якир!

И столько уважительности прозвучало в слове «Якир!», что мне стало даже неловко.