Не знаю, по какому поводу к Якиру обратился бывший красноармеец, участник Южного похода Гершанек. У него хворала жена, не ладилось с жильем. После беседы с ним Иона Эммануилович уступил Гершанеку одну комнату в своей квартире и заставил его туда переселиться. Жена Гершанека действительно оказалась больной, нервной женщиной. Как осторожно и ласково относился к ней Якир, как старался развеселить ее, втянуть в круг своих друзей и семьи, лишь бы успокоить и отвлечь больную от грустных мыслей и не дать ей возможности «уйти в себя».
Таких примеров можно привести десятки, сотни.
Якир отлично знал не только своих помощников и сослуживцев, многих командиров и политработников, но и их семьи, знал и разделял их радости и тревоги. Потому-то тысячи людей знали и любили его, искали встреч с ним, наперебой приглашали в гости.
Мне хочется рассказать об одном событии, которое еще и еще раз показало Якира как глубоко принципиального и стойкого большевика-ленинца. Честных людей он в обиду не давал, хотя лично ему это грозило неприятностями.
В конце 1929 года мой муж был назначен заместителем командующего войсками Украинского военного округа, и мы переехали в Харьков. Я начала работать в аппарате ЦК КП(б)У заведующей сектором печати. В Харькове мы снова почти ежедневно встречались с семьей Якира.
В середине 1930 года ГПУ Украины арестовало группу бывших офицеров старой армии, работавших в штабе округа и в частях. Им предъявили нелепое обвинение, будто они организовали контрреволюционный заговор с целью уничтожить командование УВО - Якира, Дубового, начальника политуправления Хаханьяна, перебить армейских коммунистов, поднять восстание и отторгнуть Украину от Советского Союза.
Начальник ГПУ Украины Балицкий ознакомил Якира и Дубового с показаниями некоторых арестованных. Все выглядело убедительно, доказательно... И все же Иона Эммануилович не мог поверить в виновность людей, с которыми прошел много фронтовых дорог, которых знал как заслуженных боевых командиров, честно воевавших за Советскую власть.
- Это не укладывается в моем сознании, - говорил он, взволнованно шагая по кабинету в своей квартире. - Неужели они стали изменниками, а мы, коммунисты, оказались столь близорукими?.. Нет, нет и еще раз нет!.. Балицкий настаивает на своем. Выход один - ехать в Москву и просить разобраться во всем подробно и объективно.
30 декабря муж пришел домой из штаба и попросил меня немедленно собрать его в дорогу.
- Нас вызывают в Москву по этому делу. Иона торопит...
Естественно, я очень расстроилась: у нас недавно родилась дочурка, Новый год хотелось встретить всей семьей, с друзьями, и вообще уезжать в канун Нового года не годится...
Иона Эммануилович - это очень характерно для него - нашел время заехать перед отъездом и успокоить меня:
- Не горюй, Нина, Новый год отметим позже, а сейчас дорога каждая минута. Люди, наши люди – и в тюрьме.
Он оперся руками о край стола и, делясь со мной своими думами, сказал:
- Большая драка будет с Балицким, большая!.. Может быть, нас с твоим Иваном стукнут крепко, но иначе поступить я не могу, не имею права. Эти товарищи за революцию дрались, Советскую власть защищали, а теперь их обвиняют черт знает в чем и, возможно, под угрозой их жизнь. Можем ли мы стоять в стороне и молча наблюдать?..
Он посмотрел на меня и, понизив голос, с горечью добавил:
- Правда, один очень ответственный товарищ советовал мне не вмешиваться. Понимаешь, не вмешиваться, если даже этих людей, советских людей, казнить будут... Не могу я так. В таком случае я бы перестал уважать самого себя.
Дорогой мой товарищ! Думал ли ты в те минуты и часы, что всего несколько лет спустя и тебе самому предъявят чудовищные обвинения в измене и поведут на расстрел. Тебя, героя гражданской войны, храбро воевавшего за родную тебе Советскую власть, безмерно любившего свой народ, свою партию, и некому будет защитить, громко крикнуть:
- Остановитесь!.. Что вы делаете?!.
Не помню, ответила ли я тогда Якиру или промолчала, но он повторил свою просьбу не печалиться и вместе с Саей, его женой, подождать возвращения из Москвы.
Когда Якир и Дубовой вернулись домой, мы узнали, что их принял Орджоникидзе, человек большого сердца и редкой отзывчивости, внимательно выслушал все сомнения и доводы, записал факты противоречий и искажений в показаниях арестованных.
Почти всех арестованных освободили, значит, их невиновность была доказана. Балицкий с Украины уехал, а в аппарате ГПУ провели организационные мероприятия.
Характерная деталь. Я спросила мужа, кто был тот весьма ответственный товарищ, советовавший Якиру не вмешиваться в дело. Дубовой ответил:
- Думаю, что Каганович!
Ко всему этому остается добавить, что Якир после освобождения арестованных ходил веселый и радостный.