Командарм Лукин

Цорн долго молчал, будто не слышал вопроса. Лукину было приятно досадить «русскому» немцу.

— Доблестные войска фюрера еще не в Москве? — снова спросил он.

— Красной Армии помогает «генерал мороз», — не отрываясь от газеты, пробормотал Цорн. — Немецкие солдаты оказались без теплого обмундирования.

— Да, осечка вышла, — сдерживая волнение, говорил Лукин.

Цорн мельком взглянул на Лукина и снова уткнулся в газету.

В вагонном окне замелькали фермы железнодорожного моста. Поезд, громыхая на стыках рельсов, пересек Буг. Река, как последняя ниточка, связывающая Лукина с Родиной, осталась позади. Что ждет Лукина на чужбине?.

Луккенвальде Лагерь в лагере

В Берлине стояла слякотная зима. Хмурые низкие тучи неподвижно висели над городом и давили на аскетические коробки домов, похожие на солдатские казармы. Из многочисленных труб, придавленный туманом, стелился дым, запах сгоревшего угля проникал всюду, сбивал дыхание.

Пленных привезли в канцелярию одного из шталагов[35]. Стефан Цорн увел куда-то полковника Волкова, оставив генералов на попечение маленького сгорбленного фельдфебеля, очевидно освобожденного от строевой службы. Фельдфебель окинул пленных насмешливым взглядом, задержался на Лукине и прошамкал на ломаном русском языке:

— На первый январь цвай миллионен руссише кригсгефанген есть умер, герр генераль… Ви понимайт?

Цорн вернулся один, без полковника Волкова.

— Где наш товарищ? — спросил Лукин.

— Не беспокойтесь, полковник Волков достаточно окреп, и ему здесь, в Германии, с вами не по пути.

Генералы переглянулись: что бы это значило? Но Цорн не стал больше распространяться о Волкове.

— А вас, господа, немецкое командование распорядилось направить в лагерь Луккенвальде. Там за вами будет надлежащий уход. Теперь мы вынуждены расстаться. Но, надеюсь, не навсегда. Поправляйтесь, набирайтесь сил. — И, улыбнувшись, многозначительно добавил: — Они вам пригодятся…

Небольшой городок Луккенвальде находится в пятидесяти километрах к югу от Берлина. На его окраине за рекой Нуте располагался лагерь для военнопленных. Невысокий решетчатый забор обрамлял один ряд колючей проволоки. Аккуратный домик для охраны у железных ворот. Часовой, проверив у сопровождающего лейтенанта документы, отдал честь и пропустил машину.

— Заборчик-то не ахти какой, — сказал Прохоров. — И охраны почти нет.

— Да, — согласился Лукин, разглядывая внутренний двор лагеря. — И территория чистая, бараки аккуратные. Я представлял все страшнее.

— А ты, Михаил Федорович, обратил внимание, какое название городка? Луккенвальде! Получается что-то вроде леса Лукина. Интересно, какой коттедж для нас приготовили? — невесело пошутил Прохоров.

Машина проехала мимо аккуратных бараков и уперлась в новые ворота. Внутри лагеря оказалась территория, огороженная колючей проволокой. На высоких столбах — гипсовые изоляторы. Генералы переглянулись: назначение изоляторов им было понятно — через проволоку был пропущен электрический ток.

— Вот тебе и лес Лукина, — присвистнул Прохоров. — Такой заборчик не перемахнешь.

— Руссиш лагер, — пояснил сопровождающий.

Так генералы оказались во внутреннем лагере для советских военнопленных. Их поместили в одной комнатке-закутке.

По лагерному двору бродили люди, похожие на скелеты, обтянутые кожей. Специальные команды ежедневно вывозили из русского лагеря десятки и сотни трупов. Лагерный паек состоял из двухсот граммов нечищеной картошки, литра супа из брюквы и двухсот пятидесяти граммов эрзац-хлеба. Этот хлеб выпекался специально для советских военнопленных. Мука представляла собой мякину с ничтожной примесью крахмала, образовавшегося от случайно попавших в солому при обмолоте зерен пшеницы. Военнопленные называли этот паек «смертельным». Иначе его и нельзя было назвать. Часто из-за тонкой перегородки доносилась до слуха Лукина с детства знакомая, но теперь разрывающая душу песня: «А умру я, умру я, похоронят меня, и никто не узнает, где могилка моя».

В пище генералам не делали исключения. Им выдавали тот же рацион, что и остальным. Правда, время от времени их навещал врач, осматривал раны, делал перевязки. К болям в ноге и руке у Лукина прибавились жестокие боли в желудке. И однажды он пожаловался врачу на непригодность пищи.

— Для вас курочки в Германии еще не выросли, — усмехнулся врач.

За проволокой, в тех самых аккуратных бараках содержались французы, англичане, югославы. Для них были созданы вполне сносные условия. Им разрешались прогулки вне территории лагеря. Общаясь во время прогулок через колючую проволоку, многие иностранцы признавались, что питаются они неплохо. Кроме того, пленные получали посылки от своих родных, близких и благотворительных заведений своих стран.