Командарм

Рассказ Костина о многочисленных трофеях, которые удалось захватить его группе, повернул мои мысли на вопрос использования совершенно целой техники, брошенной немцами после нашего артналёта. В Соколув-Подлески уже можно было не спешить и, в общем-то, можно заняться нормальным довооружением полка Ломакина. Зенитные установки, броневики, да и грузовые «опели» были бы кстати в полностью обескровленном полку Ломакина. Хорошую мысль нельзя было откладывать на потом, и я, пока радист соединялся с бронепоездом, позвал из соседнего окопа Шерхана.

Связь с самой мощной нашей радиостанцией установилась быстро, но я продолжал давать инструкции старшему сержанту. Связь мой радист после короткого диалога с начальником радиоузла бронепоезда сразу же, как обычно, прекратил. Возобновить должен был через пять минут, тогда после срочного сообщения посыльного в радиоузел уже должен был подойти Пителин. Так что я спокойно мог в течение пяти минут давать инструкции старшему сержанту. Естественно, не по особенностям немецкой техники и способам её управления, это он и без меня знал. А взятию на себя функций организатора и переговорщика с подполковником Ломакиным и командиром маршевой роты лейтенантом Козловым. Нужно было, чтобы эти командиры нашли в своих подразделениях людей, умеющих управлять автомобилями. Насчёт комплектования расчётов зениток я особо не волновался. Их можно было сформировать из уцелевших артиллеристов Ломакина. Я знал, что из приданного полку Ломакина артдивизиона выжило девятнадцать человек, из них трое наводчиков. Вот и будут теперь артиллеристы полевых батарей зенитчиками. Зенитный дивизион организуем в полку Ломакина. А что! Три спаренных 20-мм пушки «Флак-38», которые возьмём здесь, и четыре 88-мм орудия, которые захватил Костин в Соколув-Подлески. По огневой мощи это вполне заменит потерянную матчасть артдивизиона. И что немаловажно, из этих зениток можно вести огонь не только по самолётам, но и по наземным целям. Как только Шерхан направился способствовать увеличению огневой мощи полка Ломакина, радист доложил, что связь с бронепоездом установлена.

Пителин был мрачен, ему час назад всё-таки удалось установить связь с четвёртой танковой дивизией полковника Вихрева, и новости были невесёлые. Соединение несло большие потери в боях на восточной окраине Варшавы, а помочь дивизии было невозможно. Хотя дополнительно и были сформированы девять маршевых рот, но перебросить их на пополнение обескровленных полков Вихрева не представлялось возможным. Железнодорожное полотно в районе станции Острув-Мазовецка в результате немецкой бомбардировки практически отсутствовало. Автотранспорта под рукой не было. Заколдованный круг какой-то получался – вроде бы цель близка, а не подступишься. Мы с моим начальником штаба долго пытались придумать выход, но даже если направить на восстановление железнодорожного полотна все эти девять маршевых рот и пленных немцев, выходило очень долго. Если даже немцы не будут своими самолётами мешать восстановительным работам, то они продлятся не менее пятидесяти часов. И такой расчёт сделали очень знающие специалисты.

Несколько минут мы обсуждали пути выхода из этой тупиковой ситуации. Уже время относительно безопасного радиосеанса подходило к концу. И тогда я принял решение, заявив Пителину:

– Ладно, Борис Михайлович, заканчиваем месить воду в ступе. Я мобилизую здесь все силы и сам выдвигаюсь во главе их к Варшаве. Сил, конечно, мало, но мы ударим немцам с тыла и, глядишь, достанем гитлеровцев до самой печёнки. Двигаться будем по маршруту Соколув-Подлески – Седльце – Миньск-Мазавецка – Варшава. Думаю, до городка Миньск-Мазовецка доберёмся быстро, без боёв, а там уже и Варшава рядом. В городе Миньск-Мазовецка восстание в гетто, я им на помощь направил бронедивизион и батальон Жигунова. Вот и им артиллерией поможем, а моторизованные подразделения я брошу в Варшаву в тыл атакующим дивизию Вихрева немцам. Думаю, что всё срастётся, лишь бы немецкая авиация не помешала нашему маршу.

На этом сеанс связи был завершён и я начал действовать по спонтанно возникшему плану.