Командармы 1941 года. Доблесть и трагедия

– Предъявленное мне обвинение понятно, – сказал Коробков. – Виновным себя не признаю. Я могу признать себя виновным только лишь в том, что не мог определить точного начала военных действий. Приказ народного комиссара обороны мы получили в четыре часа утра, когда противник начал нас бомбить. К исполнению своих обязанностей командующего 4-й армией я приступил 6 апреля 1941 г. При проверке частей более боеспособными оказались 49, 75 и 79-я стрелковые дивизии. Причем 79-я стрелковая дивизия ушла в 10-ю армию. 75-я стрелковая дивизия находилась на левом фланге. Остальных частей боеготовность была слаба. События развернулись молниеносно. Наши части подвергались непрерывным атакам крупных авиационных и танковых соединений противника. С теми силами, которые я имел, я не мог обеспечить отпор противнику. Причинами поражения моих частей я считаю огромное превосходство противника в авиации и танках.

Ульрих огласил выдержки из показаний подсудимого Павлова, данных им на предварительном следствии, о том, что Коробковым была потеряна связь с 49-й и 75-й стрелковыми дивизиями, что в 4-й армии чувствовалась полная растерянность командования, которое потеряло управление войсками.

– Показания Павлова я категорически отрицаю, – сказал Коробков. – Как может он утверждать это, если он в течение десяти дней не был у меня на командном пункте. У меня была связь со всеми частями, за исключением 46-й стрелковой дивизии, которая подчинялась мехкорпусу. На предварительном следствии меня обвиняли в трусости. Это неверно. Я день и ночь был на своем посту. Все время был на фронте и лично руководил частями. Наоборот, меня все время обвиняло 3-е управление в том, что штаб армии был очень близок к фронту.

– Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал о вас такие показания, – сказал Ульрих и зачитал: – «Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова. На их участке совершила прорыв и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста».

– Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался, – ответил Коробков. – Я лично такого приказа не видел.

– В июне месяце по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря, – сказал Павлов.

– Я об этом не знал, – сообщил Коробков. – Значит, Попова надо привлекать к уголовной ответственности за то, что он не выполнил приказа командующего.

Больше судебное следствие подсудимые ничем не дополнили, и оно было объявлено законченным. В своем последнем слове генерал-майор Коробков сказал:

– 4-я армия, по сути, не являлась армией, так как она состояла из четырех дивизий и вновь сформированного корпуса. Мои дивизии были растянуты на расстояние 50 км. Сдержать наступление трех мехдивизий противника я не мог, так как мои силы были незначительными и пополнение ко мне не поступало. Первые два дня начала военных действий моим частям двигаться нельзя было из-за огромного количества самолетов противника. Буквально каждая наша автомашина расстреливалась противником. Силы были неравные. Враг превосходил нас во всех отношениях. Ошибки в моей работе были, и я прошу дать мне возможность искупить свои ошибки.

Суд удалился на совещание, по возвращении с которого Ульрих в 3 часа 20 минут огласил приговор и разъяснил осужденным их право ходатайствовать перед Президиумом Верховного Совета СССР о помиловании. В 3 часа 25 минут председательствующий объявил судебное заседание закрытым.

Прежде чем вынести приговор, судьи показали его вождю[132]. Ознакомившись с проектом приговора, И.В. Сталин сказал стоявшему рядом с письменным столом своему секретарю А.Н. Поскребышеву:

– Приговор утверждаю, а всякую чепуху вроде «заговорщицкой деятельности» Ульрих чтобы выбросил… Пусть не тянут. Никакого обжалования. А затем приказом сообщить фронтам, пусть знают, что пораженцев карать будем беспощадно.

В приговоре Военной коллегии Верховного суда Союза ССР от 22 июля 1941 г., имевшем гриф «Совершенно секретно», говорилось[133]:

«Именем Союза Советских Социалистических Республик Военная коллегия Верховного суда Союза ССР в составе: председательствующего – армвоенюриста В.В. Ульриха, членов – диввоенюристов А.М. Орлова и Д.Я. Кандыбина, при секретаре – военном юристе А.С. Мазуре в закрытом судебном заседании в г. Москве 22 июля 1941 г. рассмотрела дело по обвинению:

1. Павлова Дмитрия Григорьевича, 1897 года рождения, бывшего командующего Западным фронтом, генерала армии;

2. Климовских Владимира Ефимовича, 1895 года рождения, бывшего начальника штаба Западного фронта, генерал-майора;

3. Григорьева Андрея Терентьевича, 1889 года рождения, бывшего начальника связи Западного фронта, генерал-майора, – в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 193-17/6 и 193-20/6 УК РСФСР.