Командир и штурман

— Я наблюдал за ним совсем недолго, — вспоминал Стивен. — Наблюдал через дыру, образовавшуюся на месте двух орудийных портов. Они сражались возле пушки; когда вы крикнули ему, находившемуся в начале трапа, ведшего на шкафут, он был впереди матросов с черными лицами. Я видел, как он застрелил из пистолета испанца с копьем, проткнул шпагой офицера, который сразил боцмана и атаковал морского пехотинца. После двух выпадов он выбил у испанца шпагу и вонзил ее прямо в неприятеля. Но шпага ударилась о грудную кость или кирасу и сломалась пополам. Однако обломком в шесть дюймов с невероятной быстротой и силой он нанес испанцу удар. Ни за что не поверите, каким счастливым было его лицо. Оно светилось!

« …Да будет мне позволено отметить высокую дисциплинированность и решительность, проявленную экипажем „Софи“. Я в особенности обязан огромным стараниям и образцовому поведению мистера Пуллингса, мичмана, исполняющего должность лейтенанта, какового рекомендую вниманию Вашей светлости, а также боцмана, плотника, старшего канонира и унтер — офицеров.

Честь имею и т. д. и т. п.

Силы «Софи» в начале боевых действий составляли: 54 офицера, матроса и юнги. На вооружении было 14 четырехфунтовых орудий. Наши потери — 3 убитых и 8 раненых.

Силы «Какафуэго» в начале военных действий составляли: 274 офицера, матроса и стажера. 45 солдат морской пехоты. 32 орудия.

Потери неприятеля: капитан, боцман и 13 матросов убиты, 41 человек ранен».

Джек Обри перечитал рапорт, заменил выражение «честь имею» на первой странице словами «имею удовольствие», подписался: «Дж. Обри», адресовав донесение М. Харту, эсквайру, а не лорду Кейту, поскольку адмирал, увы, находился в другом конце Средиземного моря и все проходило через руки коменданта.

Получилось сносно, хотя и не слишком удачно, несмотря на все старания и исправления. Он не был мастером составлять донесения. Помогло то, что все — таки в нем излагались факты — по крайней мере главные, — и, если не считать заголовка «на подступах к Барселоне», как это было принято, хотя в действительности рапорт был написан в Магоне на следующий день после прибытия туда Джека Обри, лжи в рапорте не было. Он решил, что по крайней мере воздал каждому по заслугам. Правда, Стивен Мэтьюрин настоял на том, чтобы о нем не было упомянуто ни слова. Но если бы даже эта бумага была образцом морского красноречия, то все равно в ней было немало недомолвок, что заметил бы любой морской офицер, прочитавший ее. К примеру, о сражении говорилось как о неком отдельном событии без всякой предыстории, за которым хладнокровно наблюдали будто бы со стороны, все гладко шло по диспозиции, и все подробности дела хорошо запомнились. А между тем почти все, что было по-настоящему важно, произошло до или после рукопашной; но даже и в этом случае было трудно вспомнить, с чего все началось. Что же до их действий после победы, то, не заглядывая в шканечный журнал, Джек не мог бы восстановить последовательности событий. В его памяти осталась смазанная картина непрерывного труда, чрезвычайного беспокойства и усталости. Триста гневных мужчин, удерживаемых в трюме двумя дюжинами матросов, которым еще следовало доставить приз водоизмещением в шестьсот тонн на Менорку по бурным волнам и вопреки неблагоприятным ветрам. Почти весь стоячий и бегучий такелаж шлюпа пришлось ставить заново, стеньги вылавливать в море, реи поднимать, привязывать новые паруса, причем без участия боцмана, который был тяжело ранен. Потом этот трудный переход в двух шагах от беды и без всякой помощи со стороны моря или неба. В памяти расплывчатое пятно, угнетенное чувство — ощущение скорее поражения «Какафуэго», чем победы «Софи», — и постоянная изнурительная гонка, словно в ней-то и заключается жизнь. Туман, освещаемый пятнами яркого света.

Вспомнился Пуллингс, стоявший на окровавленной палубе «Какафуэго» и кричавший ему в оглохшее ухо, что со стороны Барселоны приближаются канонерки; своя решимость дать по ним бортовой залп из неповрежденных орудий фрегата; вспомнилось невероятное облегчение, которое он испытал, увидев, как в последнюю минуту они повернули назад и исчезли за грозным горизонтом. Почему?