Командир Красной Армии: Командир Красной Армии. Офицер Красной Армии

– Впереди два мотоциклиста, – озвучил я, не отрываясь от окуляров.

– Видел. Как, думаешь, они будут действовать?

– Ну, если не дураки, то сперва под прикрытием основной массы войск переправятся разведчики, убедятся, что тут никого нет, потом уже и остальные. Хотя могут и нагло попереть. Наших они бьют – только треск стоит, Красную Армию даже за армию не считают. Думают, нас можно кнутом гонять. Так что ничего определенного я тут сказать не могу, посмотрим, что за части, повоевали или еще нет.

– Не останавливаются, – известил Адель, когда колонна немцев приблизилась к броду. Только у самой кромки воды встал первый танк, чуть не столкнув в реку один из мотоциклов, из-за чего седоки трехколесных машины обматерили ухмыляющихся танкистов на своем языке.

– Двадцать три, двадцать четыре… Двадцать восемь танков, остальное грузовики да бензовозы. Смотри, даже пушек нет.

– Все мы не подобьем, как уходить будем? – напряженно спросил Адель.

– Если подобьем передние танки, то те скроют нас дымом, чуешь, ветра особо нет?

– Понял… Разведчики начинают переправляться, да еще эти повылазили.

Эти, что повылазили, были танкистами, из-за пекла они пытались охладить тела после раскаленных утроб боевых машин. Пехота хоть и выглядывала, но сидела в грузовиках. У них не было такой раздробленности и раздолбайства, как у танкистов.

– Мельченко? – тихо окликнул я командира трофейной зенитки.

– Я, товарищ командир, – донесся до меня свистящий шепот, который чуть не заглушили вопли радости немецких танкистов, барахтающихся у бережка.

– Твоя главная цель – те, что у берега и в воде, потом по кузовам, как я приказывал. Ясно?

– Да.

– Тогда работаем через десять секунд… Один, два… пять… ДЕСЯТЬ! – крикнул я, открывая огонь из ДП, который забрал у расчета Андреева. Он им пока все равно не нужен. Оба разведчика на первом мотоцикле упали, подняв брызги, когда их пересекла пулеметная очередь. Про то, что творилось на другом берегу, сложно рассказывать, все-таки это страшно – наблюдать воочию, как вместе с галькой и песком разлетаются тела, ранее бывшие живыми веселящимися людьми.

Стреляли все орудия, стреляли фактически в упор. Чуть в стороне два ДШК били зажигательными по грузовикам и бензовозам. Доставалось от них и танкам. Три точно вспыхнули от их пуль, когда загорелись канистры на броне.

Постаравшись быстро сменить диск, что получилось не сразу, опыта маловато, я продолжил вести огонь. Когда пулемет замолк, отодвинул его в сторону и осмотрелся. Противоположный берег полностью затянуло дымом, но наши зенитки все равно выпускали обойму за обоймой.

– Прекратить огонь! – закричал я и, достав из кармана свисток, стал дуть в него.

– Ты чего? – удивился Адель, ударом ладони ставя диск автомата на место.

В ответ на это я молча указал на прибрежные заросли правее, где блестя штыками бежала в атаку наша пехота, а за их спинами разворачивалась трехорудийная батарея.

– Сколько их тут, полк?

– Вряд ли, – покачал я головой. – Но два батальона точно есть. Смотри, немцы побежали… Зенитчики, не спать! Огонь по пехоте и танкам!

Пара сотен немцев, отстреливаясь, отступали в открытое поле, превращаясь для нас в прекрасные мишени. А три танка, сдавая назад, стреляли по нам. Так как теперь видели.

Взвод Иванова на левом фланге, заметив опасность, тут же принялся за один из танков, сбив у него обе гусеницы и заклинив башню, после чего переключился на другие. По пехоте как метелкой прошлась трофейная зенитка. Все-таки правильно ее бойцы окрестили.

Вжавшись в землю и прикрыв голову, дождавшись, когда поднятая близким разрывом земля перестанет падать, я снова прилип к биноклю.

– Перенести огонь правее, там очаг сопротивления, – мой приказ тут же передали, и в том направлении забили шесть советских зениток.

До того как немецкая пехота смешалась с нашими стрелками в рукопашной, я отдал приказ о прекращении огня.

– Доложить потери! – понеслось по цепочке.

Перед бродом горела техника, удушливый запах доносился и до нас, особенно он был неприятным, когда примешивался смрад горелой человечины.

– Сколько? – спросил я, когда Адель плюхнулся обратно в окопчик. За ним скатился Сазанов.

Пока я наблюдал за боем, который уже, кстати, закончился нашей победой, он узнавал потери и почему молчала зенитка сержанта Дмитриева.

– Четверо наповал, восемь ранено. Двое серьезно. Орудие не пострадало, а вот расчету досталось по полной. Медведева сказала, Дмитриеву мочку уха срезало, контузия средней тяжести и осколочное ранение руки. Из всего расчета не пострадали только подносчики и один из наводчиков, хотя легкие контузии и они получили. Наводчик, красноармеец Мясов, сейчас принял командование орудием. В общем, четверо убитых – это только у Дмитриева, не считая раненых. Снаряд, как я уже говорил, неудачно лег. У Ольнева один раненый, у Андреева двое. У остальных полный порядок. Перезаряжаются.

– Ясно. Раненых эвакуировать в тылы, убитых похоронить. Орудия почистить. Приготовить колонну к выдвижению. Через час уходим.

– Есть, – козырнул Сазанов и скрылся в кустарнике.