Понимая, что мне неизбежно придется оставить крейсер
«Мурманск», мне стало грустно. Здесь был дружный, сплоченный экипаж, четкая, отработанная, повседневная и боевая организация. Служить было легко и приятно. Здесь, я по-настоящему овладел артиллерийским искусством. Не на кого было оставить этот замечательный корабль. По традиции на место командира приходил старпом и я, скрепя сердце, представил Святашова. И это была настоящая подлость с моей стороны по отношению к экипажу. И неприятности начались почти сразу после его назначения. Спустя два месяца меня вызвал начальник политуправления флота вице-адмирал Падорин и яростно отругал (и справедливо) за то, что я представил на должность командира «Мурманска» Святашова, а не снял его ранее с должности старпома. К сожалению, Падорин был прав.
Командир авианосца ТАКР «Киев»
В конце августа 1978 года приказом министра обороны СССР я был назначен командиром ТАКР «Киев» и сразу начал принимать дела. А дела были еще те! Мало- квалифицированными комиссиями, состоящими из корабельных офицеров, была вскрыта недостача более чем на 200 тысяч рублей. Но не это было главное. Главное состояло в редкой дисциплинарной разболтанности абсолютно всех категорий экипажа. Процветало воровство, вскрывались помещения с ценным оборудованием и ЗИПом, в основном секретным. Внешний вид и обмундирование не только срочной службы, но и офицеров и особенно мичманов в основном был отвратителен.
Когда я первый раз во время обеда в сопровождении дежурного по кораблю вошел в кают-компанию мичманов увидел следующую картину: форма одежды была разнообразна настолько, что рябило в глазах – кто сидел по пояс голый, кто в рваных тельняшках, многие в рваных хлопчатобумажных «спортивных» костюмах. Впоследствии я выяснил, чтобы получить положенные ему предметы обмундирования не только офицеры и мичманы, но даже матросы вынуждены были давать разнообразные взятки, в основном натуральные.
В субботу в 7 часов 10 минут по большому сбору вместо тысячи человек построилось около восьмидесяти. Только через несколько часов после ряда мероприятий, в том числе вызова всех уволенных на берег офицеров и мичманов удалось произвести построение всего личного состава в соответствии с уставом.На третий день приема дел я как обычно к семи часам пришел на причал, чтобы на катере уйти на стоящий на рейде «Киев». Вскоре подошёл катер, из него с большим трудом и не без помощи команды вылез Юра Соколов в абсолютно невменяемом состоянии, нетвердо ступая, он двинулся вверх по улице Сафонова. Соколова, первого командира «Киева» я уважал за его прямоту, искренность, достаточно сильный характер и особенно за его смелость в поведении с начальниками, что для наших офицеров является большой редкостью. Еще Степанов в «Порт-Артуре» писал, что русский офицер своё начальство боится гораздо больше, чем неприятеля. Через двадцать минут после моего прибытия на «Киев» в мою каюту буквально прибегает взволнованный контр-адмирал В.Н. Зуб, командир эскадры. С порога мне: «Немедленно вступайте в командование кораблем, сегодня будет приказ командующего флотом и мой». На мой вопрос: «В чем дело?», Зуб ответил ,что это приказание командующего флотом, поступившим только что. Несколько позже мы узнали, в чем дело. Командующий Северным флотом адмирал В. Н. Чернавин ранним утром всегда прогуливался по Североморску. И на этот раз он шел вниз по улице Сафонова, когда навстречу ему попался Соколов. Последний, невзирая на свое состояние, опознал командующего и попытался его обнять и поцеловать. Свидетели были. Так я скоропостижно вступил в командование «Киевом», продолжая принимать дела.
По поводу крупных недостач материальных средств я предложил командованию передать дело в прокуратуру. Однако мне напомнили мой же подобный опыт, когда я принимая дела на БПК «Смышленый» и ,обнаружив недостачу, передал дела в прокуратуру. В результате девять человек сели на скамью подсудимых. Командование, заявив мне, что я дал им девять судимостей, полтора года не присваивало мне очередное звание. В общем командующий флотом обещал недостачи списать и обещание свое выполнил.