«Имена многих наших словацких судругов и их деяния обросли фантастическими подробностями.
Я же многих из них знал в лицо, давал задания, координировал их действия, видел боевую работу каждого, так сказать, воочию. Встречался с судругами в Братиславе, советовал им и советовался с ними, потому что дело касалось нашей общей борьбы с фашизмом. Поэтому и рассказать могу, что и как было в действительности.
Мне уже приходилось упоминать, что больше других нам помогли политические руководители восстания Густав Гусак и Карол Шмидке. Особенно нам пригодились переданные ими связи с активным антифашистским подпольем. Благодаря этому нам в кратчайшие сроки удалось создать в Братиславе широко разветвленную разведывательно-диверсионную сеть с целой цепочкой надежных конспиративных квартир, – практически мощную и глубоко законспирированную резидентуру.
Одной из главных явок стал дом Штефана Халмовского, располагавшийся почти что в самом центре города.
Представьте себе хорошо меблированные комнаты, напоминающие гостиные модного ателье. Примерочные кабинеты, тяжелые бархатные портьеры, напольные то ли турецкие, то ли персидские ковры. И среди всей этой роскоши скромный подвижный человек, отнюдь не богатырь с виду, этакий преуспевающий люкс-портной, имеющий самую широкую клиентуру как среди словацкой верхушки, так и среди немецких бонз.
Это и был Штефан Халмовский, хозяин явочной квартиры, один из опытнейших разведчиков. Разумеется, никто из «отцов города» – и местных, и оккупационных – ни сном ни духом не ведал, что именно «вполне лояльный патриот», внешне непоказной человечек, вечно стрекочущий на швейной машинке «Зингер», поставляет нашей группе, а значит, и Генеральному штабу Красной Армии ценнейшую разведывательную информацию.
Даже близкие друзья не знали, какая лютая ненависть к фашистам скрывается за застенчивой улыбкой Штефана. Не ведали они и того, что у Халмовского были личные счеты с гестапо, замучившим его родного брата. Тоже коммуниста-подпольщика, который умер под пытками, так и не назвав ни своего подлинного имени, ни, тем более, имен соратников по борьбе.
А теперь представьте себе картину.
В салоне Халмовский ведет с розовощеким господином далекую от политики беседу, хорошо сдобренную порцией «соленых» анекдотов. Тем временем клиент отказывается от назначенной только что очередной примерки:
«Поймите, батенька. Занят вот так – по горло! Прибывает в порт немецкий транспорт с оружием. За два-три дня надо выгрузить. Что бы вы думали? – Танкетки, батенька, танкетки! А кто мне дополнительный кран выделит? Кто, я вас спрашиваю?»
Портной, конечно, с пониманием относится к сложностям своего заказчика и переносит примерку на более позднее время. И пусть господин принимает свою заботу не до сердца, а лишь до пуговицы старенького сюртука…
Эта работа с клиентом проходит на глазах моего курьера. И я ещё раз убеждаюсь: у Штефана глаз – что алмаз. В людях разбирается не хуже профессионального психолога. Не то что порок – любую слабость в заказчике подметит. С болтуном поболтает по-свойски, мнительному клиенту посоветует лучшего на всю Братиславу лекаря, а с ловеласом посудачит о женщинах, в меру подбрасывая скабрезности. И вот уже выудил: когда и куда прибывает новая часть. И поскольку её «хозяин» сегодня гуляет, значит, срочно нужны «девочки». Портной Штефан – маленький человек, но он всё понимает и готов разделить заботу квартирмейстера о «девочках».
