Ровно через пять дней Иван Данилович доложил генералу Савченко обобщенный документ. В качестве приложения к нему придавался план агентурно-оперативных мероприятий с предложениями заброски двух опытных разведчиков в тыл, в один из наших партизанских отрядов, действующих в районе Люблина.
На следующий день Сергей Романович снова беседовал с полковником Сидоровым. Генерал сообщил, что Москва, в частности Павел Анатольевич Судоплатов, дала согласие на проведение операции с отправкой в партизанский отряд имени Железняка, действовавшего на территории Польши, в Залещанских лесах, двух опытных чекистов-разведчиков: майора Александра Пантелеймоновича Святогорова и капитана Анатолия Григорьевича Коваленко…
В небольшом кабинете полковника Сидорова было тихо. Оперативному дежурному он приказал найти названных офицеров и направить к нему. Затем Иван Данилович, немного ослабив поясной ремень, портупею и расстегнув верхнюю пуговицу гимнастерки, поднялся из-за стола. Он тихо подошел к большому окну и открыл одну из его створок. Свежий майский воздух, настоянный на запахах сирени, хлынул в его небольшой кабинет. Из окна хорошо были видны бело-розовые свечи киевских каштанов, которые по-особому украшали древний город — некогда главный город Киевской Руси. Вдруг над высоченными деревьями полились могучие, малиновые звуки сохранившихся киевских колоколов близко расположенной церкви. Они лились со звонницы через отворенное окно и как-то незаметно завладели всем его существом. Наплыли воспоминания далёкого детства, когда его бабушка водила в храм на литургию в честь Пасхи. Звук этих колоколов напоминал угасшие голоса колокольни из детства, разрушенной вместе с храмом в конце двадцатых годов.
«В этом набатном звоне есть что-то торжественное, зовущее на благое дело, — размышлял офицер. — Колокольный „малиновый“ звон развивался в России как народное искусство, как своеобразный музыкальный эпос нашего народа. Не зря иноверцы боролись с верой, храмами и колоколами. Разрушали в первую очередь звонницы. Вина пастырей в том, что их глас не услышал народ. Значит, плохо работали, а порой и компрометировали себя земными грехами. А уж при ненавистном царизме последних лет жирели и считали себя чуть ли не наместниками Бога на земле. Колокольный звон способен оттаять души людей, замерзших на войне. Недаром Сталин, в отличие от Ленина, стал снисходительней к православию и обратился в начале войны к народу по-христиански — „братья и сестры“»!..
Мысль о колоколах выключилась из сознания так же быстро, как и пришла. Легкий весенний ветерок зашелестел бумагами на столе, парусами надул шторы, пробежал по толстому красному ковру с незамысловатым зеленым узором. Палас покрывал почти весь пол, сложенный из дубовых и кленовых дощечек, закрывая прекрасный паркетный узор. Он иногда даже сожалел, что этот пылеулавливатель — огромное ковровое шерстяное изделие перечеркивает произведение искусства из дерева.
Среди стопок фронтовых газет, которые он просматривал, ему бросился в глаза очередной плакат. Советский солдат в зимней форме с винтовкой в руках как бы высыпал из левой ладони шесть стреляных гильз. Боец улыбался на фоне багрового неба над захоронениями фашистов. Под самодельными деревянными крестами с воздетыми нацистскими шлемами покоились непрошеные гости. Внизу плаката красовался призыв:
Полковник посмотрел вверх на небо. Под синим небесным куполом медленно проплывали легкие снежно-белые, как лебеди, облака. Где-то над городом послышался шум пролетающих тяжелых самолетов. Это ровным строем шли наши бомбардировщики в западном направлении. Они несли майские «горячие подарки» упорно сопротивляющимся гитлеровцам.
«Скорее бы закончилась война… Бойцы — солдаты, офицеры и генералы, а с ними и партизаны устали уже — хочется всем домой, в свои очаги, в свои семьи. Народ на пределе сил, — рассуждал про себя полковник. — Столько пережить! Столько потерять! А сколько ещё сегодня живых воюющих станут павшими?! Сколько осиротеет детей, сколько мужей потеряют жены, дети — отцов, внуки — дедов!?
Вермахт сопротивляется, он ощетинился всей злостью обреченных на гибель. Шпионы, террористы и диверсанты активизировались, а ещё вдобавок под ногами болтаются оуновцы и уповцы. Бандеровцы, наигравшись с немцами, нынче истребляют не только селян по селам и хуторам, лояльно настроенных к советской власти, но докучают и нашим войсковым тыловым частям и подразделениям и даже отдельным небольшим гарнизонам…»
Его мысли прервал стук в дверь. Он быстро поправил гимнастерку и застегнул её воротник — перед подчиненными он всегда «застегивался на все пуговицы». Уважал устав и того же требовал от подчиненных. Нет, здесь не было никакой солдатчины, а была элементарная опрятность.
— Разрешите?
В дверях стояли чуть выше среднего роста, черноволосый, с приятным прищуром добрых глаз майор Александр Святогоров и стройный, приземистый, широкоплечий блондин капитан Анатолий Коваленко.