Командир роты офицерского штрафбата свидетельствует

43. Вот тот самый вопрос из Донецкой Народной Республики, (поступил в июле 2015 г..); Бандеровцы бьют тяжёлой артиллерией по жилым кварталам города, но нам приказано не открывать ответный огонь, хотя всё необходимое для этого имеется. Бывало ли подобное положение во время Великой Отечественой? В смысле, немцы стрелять по нашим могут, а мы в ответ – ни-ни? Речь не идёт о случаях, когда нечем было ответить, а когда всё необходимое для ответа было, но наше командование месяцами запрещало бить по немцам в ответ?

На этот почти риторический вопрос постараюсь ответить, хотя может и слишком пространно.

Из собственного опыта Великой Отечественной войны знаю только то, что было у нас в штрафбате. Поскольку задачи нам ставились, как правило, наступательного характера, нам всегда выдавалось достаточное количество боеприпасов, и никогда не поступала команда экономить их при этом. Другое дело, если мы находились в обороне, перед наступлением, тогда, как правило, поступала команда экономно расходовать патроны, беречь их для наступательных действий.

Находясь, например, в ожидании наступления на Брест в развитии операции «Багратион», была жесткая установка всем войскам этого участка обороны экономить патроны и снаряды. Даже не отвечать на ежевечерние артналёты немцев, а открывать огонь только в случаях явного нападения противника. Это было оправдано сложившейся боевой обстановкой и экономией огневых средств перед длительным наступлением.

Например, во время нашего боевого рейда в тыл противника в районе Рогачёва в феврале 1944 года боеприпасы были выданы на трое суток боя, а мы находились в оперативном тылу немцев с боями 5 суток, и, естественно, у многих бойцов боезапас после 3-го дня истощился, и комбат дал команду экономить патроны. Взрывали склады противника, применяя «карманную артиллерию», – гранатами, сжигали штабы войсковых частей и соединений приданными нам огнемётами.

Что касается умышленного и бессмысленного разрушения жилых построек, то в том легендарном рейде комбат, сам родом из Рогачёвского района, просил нас не причинять вреда хатам, в которых «квартировали» немецкие солдаты, а уничтожать немцев, когда они покидают жилища.

В боях на территории Польши и Германии у нас не было случаев умышленного разрушения жилищ, кроме разве отдельных случаев, когда в них были устроены сильные огневые точки или пункты сопротивления, по которым применялись артиллерия или бомбометание. Тут уж ничего не попишешь, по нашим заявкам бомбили и применяли крупнокалиберную артиллерию по сильно сопротивлявшимся объектам.

Приведу некоторые общеизвестные примеры из истории Великой Отечественной войны.

Освобождение и спасение Кракова является в истории военного искусства классическим примером подчинения военной цели целям политико-экономическим. В 1945 году древний польский город уцелел благодаря Маршалу Советского Союза Ивану Степановичу Коневу, хотя никто не отрицал, что определённую роль в спасении Кракова сыграла и разведывательно-диверсионная группа лейтенанта Алексея Николаевича Ботяна-«Алёши» и группа военных разведчиков под кодовым названием «Голос» Евгения Березняка, чему в советской кинематографии даже посвящён фильм «Майор Вихрь».

Атака Советской Армии на город началась 19 января около полуночи. Передовые части 1-го Украинского фронта маршала Конева, наступая без применения артиллерии и орудий, смяли стремительным броском оборону фашистов и ворвались в Краков. Маршал Иван Степанович Конев писал в своих послевоенных воспоминаниях:

«Мы не собирались отрезать гитлеровцам путь к отступлению. Не такую мы себе поставили задачу. Если бы мы это сделали, нам пришлось бы долго выкуривать их отсюда, и несомненно, от этого пострадал бы город, – утверждал после войны маршал. – Фашисты заложили в городе мины под всеми главными зданиями, под многими архитектурными памятниками. Но взорвать их не успели. Не успели также взорваться мины с часовыми механизмами. В первые дни сапёры работали буквально без передышки».