Чтобы сохранить в секрете наше присутствие, мы не имели права атаковать суда, и, как обычно в случае подобных ограничений, море оказалось полным потенциальных целей. Днем делать было абсолютно нечего, кроме как ожидать прихода ночи, чтобы иметь возможность продолжать осмотр прибрежных вод. Во время патрулирования вообще большая часть жизни субмарины проходила в вычислениях координат и поисках достойной цели. Однако море – это большая лужа, даже внутреннее море, такое, каким является Средиземное. Поэтому единственными точками, где цели находились в значительном количестве и существовала уверенность их увидеть, оставались входы в крупные порты. Но соответствующим образом там усиливалась и оборона, поэтому вопрос состоял главным образом в том, насколько близко к этим портам вы сможете подойти и сумеете ли выжить в ожидании доступной жертвы. В этом отношении было куда более удобно перехватывать суда на значительном расстоянии от подобных узловых точек, но остро вставала проблема поиска дичи после того, как она уже рассеялась. Сейчас, конечно, стоило только нам спрятаться от дневного света, как мимо, на расстоянии прямого выстрела, совершенно не стараясь скрыться, прошел конвой. Все, что мы могли себе позволить, – это провести тренировочную атаку, то есть прицелиться в судно сквозь заграждение, затем повернуть в положение выстрела, но не стрелять. За подобные эксперименты меня критиковали на том основании, что я нарушаю маскировку и неоправданно рискую. Но я считал подобные действия вполне обоснованными; они давали хорошую возможность отточить технику атаки, а я такую возможность никогда не упускал. Я записал в отчете: «Можно только молиться, чтобы такие же прекрасные цели были посланы „Сафари“, когда она возобновит свои боевые действия, если, конечно, до тех пор сохранится здравомыслие ее командира».
Какими бы скучными ни казались нам эти задания, мы сумели в огромной степени обеспечить жизнь нашим командам. И Макхарг, и Синклер получили ордена «За боевые заслуги». В первом раунде на трех субмаринах вышли на задание шесть команд. Меня страшно огорчила потеря одной из моих команд. Но к счастью, вернувшись, мы узнали, что единственной пришедшей на встречу и благополучно совершившей свое задание стала именно наша вторая команда – и это из всех трех субмарин. Еще одна вернулась на Мальту – ей пришлось пройти 57 миль в открытом море в хилой, подверженной стихиям лодке. И все это расстояние было пройдено на веслах. Из-за стертых до полного обнажения мягких тканей рук моряки попали в госпиталь. Это, несомненно, стало выдающимся подвигом. А произошло все из-за того, что водолазы не смогли на обратном пути найти свою субмарину. Необходимо было придумать лучший способ определения позиции субмарин, и впоследствии это уже происходило с помощью акустических систем, путем подводной передачи звука.
На самом деле этот поход, конечно, не остался совершенно безрезультатным. Однажды, при слабой видимости и дожде, на нас вышла тяжело груженная шхуна. В таких условиях мы оказывались практически незаметными, и несчастный корабль был потоплен. Он исчез, как обычно говорили немцы, «бесследно». Не слишком почетный для нас успех, хотя на войне все считается допустимым. Сейчас у меня на столе в качестве пепельницы стоит гильза от расстрелянного в той атаке снаряда. В минуты разочарования, задумываясь о несовершенстве людей, я нахожу ее полезным напоминанием о неприятном опыте собственной жестокости.
Глава 16
МОЙ ПОСЛЕДНИЙ БОЕВОЙ ПОХОД
Мартовским весенним вечером, когда «Сафари» выскользнула из гавани Алжира, я ощущал себя тем самым десятым маленьким негритенком. К этому времени мы ходили в Средиземном море уже целый год, и в течение этого года погибли все те немногочисленные офицеры-подводники, которые еще оставались на службе. Во время кампании в Северной Африке потери подводного флота союзных войск составляли около 50 процентов, причем главный удар пришелся именно на британские субмарины. А в самое последнее время, среди прочих, пропала и лодка «Турбулент», командир которой Тибби Линтон оставался последним из моих сверстников в Средиземном море. Немало прочих наших товарищей уже ушли, и их место заняли блестящие молодые офицеры, но моя душа с трудом принимала новое поколение, тоскуя о друзьях.