Командир субмарины

Все это вовсе не означало, однако, что первые боевые походы наших субмарин прошли без энтузиазма; не означало это и отсутствие успеха. В одиночном патруле "Салмон", например, сумела нанести повреждения двум крейсерам и потопить эскортный корабль и подлодку. Но большей частью, конечно, дело превратилось в бесконечное пустое и бесцельное бодрствование в зимнем Северном море. Ночь за ночью проходили в полной темноте, без единой звезды на небе, по которой можно было бы определить координаты, и если днем солнце хоть на несколько минут пробивалось сквозь серые облака, давая возможность подняться и быстро оглядеться, то можно было считать дежурство удачным. Большей же частью мы передвигались исключительно по приборам - по показаниям эхолота. Морское дно имеет определенный рельеф - низменности и возвышенности, которые позволяют команде ориентироваться в подробно картографированных районах. Северное море картографировано великолепно, но в военных условиях субмарина вынуждена с осторожностью заходить в подобные воды. Враг, специализирующийся на подводной войне и знающий, как ориентируются субмарины и насколько они привязаны к особенностям донного рельефа, по логике вещей должен первым делом заминировать все банки и впадины. Именно поэтому я никогда не поддавался искушению и всегда старательно обходил эти точки. Северное море неглубокое, но даже в нем наш эхолот не отличался ни особой точностью, ни надежностью. Наша тактика заключалась в следующем: мы аккуратно опускали лодку на дно, считывали показания глубины, снимались с места, немного продвигались вперед и повторяли ту же процедуру. И так до тех пор, пока не получали линию показаний эхолота, которые можно было попытаться идентифицировать с линиями на карте морского дна.

Одной из существенных наших забот стало изобретение способов тепловой защиты в холодные зимние ночи в ледяных водах Северного моря. Именно во время этого первого патрулирования, за компанию со многими своими товарищами, я начал отращивать бороду в качестве первого шага к защите лица от холода. Сравнивать свои успехи в этом важном деле с успехами товарищей оказалось чрезвычайно забавно. Выяснилось, что бороды не растут строем: они своевольно вылезают в тех местах, где ты их не особенно приветствуешь, и в то же время проявляют явное нежелание появляться на других, более подходящих, на взгляд хозяина, местах. Некоторым не удается представить публике ничего, кроме бугристой, покрытой кочками волос поверхности. Однако со временем большинству людей все-таки удается вырастить нечто, представляющее достаточно широкие возможности для дизайна. В перерывах между патрулями, базируясь в Гарвиче, я ездил в Лондон, где на первом этаже отеля "Ритц" жил парикмахер - мастер своего дела, достаточно поживший на свете, чтобы помнить те времена, когда бороды были еще в моде. После долгих дней запущенности и воздержания в походе казалось высшим блаженством расслабиться и позволить себя мыть, стричь, брить и умащивать благовониями, в то время как многострадальная маникюрша пыталась что-то сотворить с твоими руками и ногтями, в которые въелась грязь.

Во время патрулирования никто тщательно не брился; пресной воды не хватало, а горячая вода к тому же служила дополнительным источником пара, усиливавшего концентрацию влаги на корабле. Все носили несколько слоев одежды; северной зимой на подлодке холодно, и подводники получали специальный набор теплых вещей; кроме того, в то время добрые дамы увлекались вязанием и присылали нам массу теплых шапочек, теплых перчаток и теплых носков. Как командир, обязанный пребывать в постоянной готовности, я не раздевался неделями, и, хотя пахли все мы примерно одинаково, никто этого не замечал. Но стоило нам вырваться на волю, все первым делом срывали с себя слои ненавистной одежды и бросались в ванну, чтобы провести в этой роскоши продолжительное время. Сорвав с себя последний слой одежды, ты обнаруживал свое тело покрытым белой пудрой, словно перхотью: на самом же деле это была кожа, которую мы в обычных условиях меняем день за днем, вовсе не замечая этого.

У нас на "Силайон" нашелся лишь один человек, отказывавшийся приспосабливать прелести гигиены к требованиям патрульной жизни. Поскольку он оказался в одиночестве, ограниченная конденсация позволяла другим терпеть его слабости. Он ежедневно раздевался и мылся, за что и был должным образом вознагражден появлением чесотки. Многое можно сказать в защиту удобной теории, согласно которой, не раздеваясь, ты имел возможность защититься от подобных радостей.