Командир субмарины

Нашей плавучей базой в Гибралтаре вновь оказался мой старый друг судно "Мэйдстоун", и, к счастью, мне там опять досталась каюта в офицерском отсеке. В то время, когда база существовала отдельно от подводного флота, которому принадлежала, но не использовалась из-за малого числа субмарин, плавбаза принимала других постояльцев. Когда началась наша новая строительная программа, возобновилась поставка различного оборудования и вновь началось снабжение всем необходимым, а также когда вновь вступили в действие наши флотилии, эти люди съехали из кают, однако оставили после себя наследство. На судне степы кают были отделаны деревянными панелями, в которых весьма приятно себя чувствовали клопы, несмотря на все усилия капитана и корабельных плотников извести их. К этому времени я уже оказался самым старшим среди офицеров и по званию, и по возрасту, поэтому мне досталась лучшая на плавбазе каюта. В то время как другие страдали от того, что их каюты переворачивали вверх дном, поливали и окуривали всяческой химией, я наслаждался неприкосновенностью. Не стоит сомневаться в том, что в плачевном санитарном состоянии надо винить не сами каюты, а их жильцов. Когда я наконец освободил каюту, ее тут же занял ликующий преемник. Однако его быстро постигло разочарование. Я слышал, что он не выдержал и одной ночи: клопы совершили на него массированный налет. Очевидно, даже клопы имеют свои стандарты эпикурейской жизни, которым я по каким-то параметрам не соответствовал.

И командир базы "Мэйдстоун", и офицеры имели много проблем и помимо клопов. Восьмая флотилия все еще оставалась главным образом транзитной базой для субмарин. "Р.211" стала первой из подводных лодок Королевского военно-морского флота, которые действительно ей принадлежали, хотя лодки другой флотилии к тому времени уже создали оперативное ядро. Большей частью плотный поток субмарин присоединялся к ней на своем пути дальше на восток, и время от времени какой-нибудь покрытый шрамами ветеран, с командой, увенчанной лаврами и славой, навещал ее на обратном пути домой. Я могу вспомнить только два таких визита за все время моего пребывания в гавани в течение тех четырех месяцев, пока мы базировались в Гибралтаре на "Мэйдстоуне". Одной из таких лодок стала "Торбэй", под командованием Тони Майерса, а второй - "Сокол", субмарина, построенная в Британии, которой командовал Борис Карницкий, с польской командой, в полном составе ушедшей с Балтийского моря в 1939 году. Лодка "Сокол" серьезно пострадала при бомбардировке на Мальте, но Борис все-таки сумел вывести ее и залатать - так что оказалось возможным как-то передвигаться по морю. Борис был моим старым другом и остроумным рассказчиком с оригинальным видением мира; но то глубокое восхищение, которое мы испытывали по отношению и к самой субмарине "Сокол", и к его галантной польской команде, основывалось вовсе не на его версии их приключений.

И возвращение с войны, и поход на войну на маршруты снабжения генерала Роммеля становились поводом для празднования. Бедная база "Мэйдстоун" явно устала от бесконечных вечеринок, которые надламывали офицеров и вторгались в менее выигрышные, но бесконечно важные обязанности младших чинов - тех, кто старался сделать все необходимое для подлодок и экипажей, приписанных к этой замечательной базе. Это правда, что автогонщики выполняют чрезвычайно сложную работу, к тому же сопряженную с риском для жизни, и в случае успеха получают деньги, славу и признание, но без разработчиков, техников и тренеров машины вряд ли успешно пришли бы к финишу.