Командир Т-34. На танке до Победы

Как хоронили Белова на окраине какого-то села в Винницкой области. В Карпатах похоронили лейтенанта Петренко, обложив могилу булыжниками. Принимал участие в торжественных похоронах сержанта Назарова – известного героя бригады, полного кавалера ордена «Славы», который подорвался на мине. Его хоронили на площади городка Мельник в Чехословакии 10 мая 1945 года. А последних семь однополчан мы оставили навечно в городке Судовая Вишня Львовской области. Они погибли от рук бандеровцев в июле и августе 45-го, перед самой отправкой бригады к постоянному месту дислокации в Наро-Фоминск.

А в боях хоронили впопыхах, на скорую руку. Помню, когда у меня погиб заряжающий, так даже не оставили там ничего, потому что получили новую задачу. Только на бумажке передал в штаб, где, чего и как.

И погиб ведь как. Тоже случай. В деревушке, где мы недолго стояли, вроде все тихо, а потом вдруг внезапный пятиминутный артналет. Тогда много людей погибло, и он в том числе. Мне повезло, я в это время находился в танке, а он добежать не успел…

Но вот с чем я до сих пор смириться не могу, так это с таким количеством без вести пропавших. Вы сейчас любую «Книгу памяти» откройте, так там половина числится пропавшими без вести. Ну, куда это годится?! И как это воспринимается людьми? Одно дело погиб, а так вроде под каким-то вопросом. Чуть ли не подозреваемый. А вдруг он после плена против нас воевал? У меня тут, в Воронеже, есть друг, Морковец Виктор Иванович, так мы с ним до самых верхов хотим дойти. Достучаться до властей, чтобы наконец уже было принято принципиальное решение, чтобы всех пропавших без вести официально признать погибшими в боях за Отечество. Хотя на самом деле вопрос, конечно, очень сложный. Но сколько же пропало людей, это просто немыслимо.

Помню, как-то в 70-х годах поехали на рыбалку на самый север Горьковской области. И хозяйка, у которой мы остановились, рассказывает: «После войны получили письмо, что сын из Германии выезжает домой. И все, пропал. Ни слуху ни духу.» И вот бабка плакала, а мы и не знаем, что сказать. С другом взяли его данные, послали запросы и, в конце концов, получили ответ – «пропал без вести в сентябре или октябре 45-го.» Передали той женщине, но не думаю, что ей стало легче.

Но что страшнее всего, данные о многих людях утеряны из-за нашей же неорганизованности и безответственности. Я ведь вам уже рассказывал, что весь наш выпуск, около 500 свежеиспеченных офицеров, выпустили из училища и направили на фронт без удостоверений личности. Якобы не было бланков. А сколько отправили без документов солдат? Неизвестно…

Пропало и у нас несколько человек без вести. Еще до моего появления в 14-й бригаде, в декабре 43-го во время тяжелого встречного боя пропал командир 3-го батальона Герой Советского Союза капитан Бармин. Про него так и думали, что погиб, но точно ничего не знали[10].

А уже при мне в Карпатах в октябре 44-го сгинул сержант Новицкий. Послали его ночью за водичкой, он пошел и не вернулся. Что произошло, так и осталось неизвестно. Могли его и разведчики хапнуть, мог ли он и сам податься к ним, или же что-то еще случилось, трудно сказать. Но это произошло, считай на моих глазах. А будучи на отдыхе в Германии, мы недосчитались в своих рядах лейтенанта Захарова. Тоже совсем непонятно, что случилось.

Опасности со всех сторон

В разных книгах мне доводилось читать, что много танков мы потеряли от действий немецкой авиации. Чаще всего в пример приводится знаменитый летчик-штурмовик Рудель, на счету которого, по немецким данным, свыше 500 наших танков. Но сколько бы я ни общался с бывшими танкистами, все вспоминали, что потерь от авиации почти не было. Вот и у нас потери от немецкой авиации были минимальные. Мне, например, лично не доводилось видеть, чтобы случилось прямое попадание в танк. Правда, однажды бомба разорвалась прямо рядом с танком. Гусеницу разбило, три опорных катка вылетело, даже разошлись несколько швов, а весь экипаж был тяжело контужен и вышел из строя. А чтобы танк вышел из строя после обстрела с самолета, такого не было совсем! Я такого не видел и даже не слышал. Но я отлично помню, как впервые побывал под настоящей бомбежкой.