Командировка

- Ваш сын на предприятии работает? - спросил я.

- Студент, - с гордостью ответил Никорук. - Отличник. У вас учится, в Москве. На химика. Умница, я им горжусь. А вот - беда и боль моя, - с этими словами директор неожиданно звонко шлепнул дочку по круглой попке. На звук многие оглянулись. Мика враз покраснела жарче солнца.

- Все-таки, папка, ты бываешь удивительно бестактный, - сказала она, не глядя в мою сторону.

Не надо забывать, что все мы только внешне взрослые, пожилые и старые, а в душе-то-ого! - озорники и школьники. Мика этого знать не могла, поэтому на лице ее после шлепка отна выразился даже какойто испуг Купание и загорание затянулось часа на два. И я не могу сказать, чтобы это были скучные часы. Федор Николаевич обладал профессиональным умением контактировать, я тоже, в конце концов и Серго оживился и оказался даже чересчур разговорчивым малым, У него, к счастью, не было этой убийственной новомодной привычки к язвительности. Спорил он хорошо, честно, со вниманием к собеседнику - это ведь дар божий. Постепенно разговор перешел к глобальным проблемам бытия, а как же иначе - молодость, молодость! Так получилось, что, когда Серго заговорил, Федор Николаевич отодвинулся как-то в сторону, любовался издали сыном, его умом, суждениями. Я лишь подавал реплики. Мика, наклеив на нос кленовый листик, вообще парила в заоблачных высях. В таком состоянии размягченности, в каком мы находились - от солнца, от воды, от свежего воздуха, - не важен смысл речей, они только добавляют терпкость в чудесное ощущение блаженной физической невесомости.

Напоследок мы с Микой окунулись, поплавали.

Плавал я лучше, чем играл в теннис, и это было отмечено девушкой с благосклонностью.

- А ничего, - сказала Мика, щуря глаза. - Во всяком случае, не топор.

Мы наперегонки плыли второй круг.

- А как ваше настоящее имя? -спросил я. - Ведь Мика -это не имя. Это кличка.

- Маша! -крикнула она. - Мария Федоровна...

А вы опасный. Да, опасный.

- В каком смысле?

- Не притворяйтесь, Виктор Андреевич. Мне Шура все рассказала.

- Шурочка? Порецкая? Вы что же, с ней знакомы?

- Да, мы учились в одном классе. Хо-хо!

Продолжать интересный разговор я не смог, потому что хлебнул-таки, увлекшись, озерной водицы. На вкус она напоминала настойку мумие. Мика-Маша, хохоча, начала выпрыгивать из воды по пояс, как дельфин, и хлестать меня ладошкой по спине. Я же только мог пучить на нее глаза и неэстетично перхать и кашлять.

- Тонет! - визжала Мика. - Ой, тонет! Сережа!

Спасай!

Буквально через секунду я увидел подле себя строгое лицо мыслителя.

- Что с вами?

- Порядок. Водицы вот хлебнул. В легкие просочилась.

- Осторожнее...

На берегу Федор Николаевич окружил меня отеческой заботой:

- Ая-яй, как же вы так, голубчик. Разве можно!

Да с моей козой кто хочешь голову потеряет.

Мика все повизгивала от возбуждения:

- Папа, папа! Надо быстрее домой. Скорую помощь! Я видела, он лягушку проглотил. Ой, умора...

По дороге к даче эта история обросла несусветными подробностями и Кларе Демидовне была подана как героический поступок ее дочери по спасению из пруда инвалида. Потихоньку начинал я злиться.

Сколько можно. Эта стрекоза, разумеется, верховодила в доме, и они все точно с ума посходили. Пытались уложить меня в постель, подсовывали пуховые подушки, а Мика-Маша носилась по всему дому с грелкой, похожей на гигантскую клизму. Подозреваю, что это и была клизма. Даже невозмутимый Федор Николаевич не удержался, изрек:

- Обыкновенное, к сожалению, дело. Предполагаем жить, мечтаем о победах, а в каком-нибудь поганом пруду - нырк, и на дно. Слаб, слаб человек перед стихией.

Хиханыш да хаханьки вокруг моей персоны, но беззлобные, беззлобные. Допускаю, что они все тут искренне хотели сделать мне приятное, суетясь и добродушно насмешничая. Создавали этакую домашнюю атмосферу для гостя. И добились своего.

- Из-за чего сыр-бор, - сказал я дрогнувшим голосом. - Я старый холостяк, раны привык залечивать в одиночку, как волк... Спасибо за заботу, спасибо.

Низкий вам, земной поклон!

После этого даже Мика утихомирилась и спрятала куда-то ужасную клизму.

Обедали на веранде за широким деревянным столом, который, как мне торжественно сообщили, был сколочен самим Федором Николаевичем. На обед мясной бульон, запеченный в тесте карп, компот из свежих яблок, всевозможные салаты - все обильно, сытно, вкусно. Ухаживала за мной Мика, с ужимками подкладывала кусок за куском, ложку за ложкой, - она нашла себе в этом новую забаву, новый повод меня поддразнить.

- Что же вы ничего не кушаете, Виктор Андреевич! - вещала она трагическим голосом, шлепая мне на тарелку очередную порцию. - Мама, ну ты же видишь, какой он стеснительный.