— Ты, парень, полегче. Как тебя зовут-то, всё забываю. Так вот, я за Аглу тебе горло собственными зубами перегрызу. Так что нечего тут мне указывать, что и как говорить ей, — грозно процедила Наталья.
— Лауру свою под рыжиков подкладывай, а Аглаиду не тронь, — наседал Самуил.
Наталья вдруг резко сдулась и грустно прошептала:
— Да, где её искать-то?
— Ты у Рональда в комнате была? — задала я самый очевидный вопрос.
— Нет, — ответила она.
И вдруг вскочила на ноги и умчалась, не сказав на прощание ни слова.
— Самуил, ты прекращай строжить Наталью, только хуже сделаешь, — отчитала я жениха.
— Я могу простить пьяную выходку с поцелуями, но измену не прощу. Ты сама реши, что для тебя важнее: жизни твоих рыжиков или дружба с Натальей. Но чего-то ты явно скоро лишишься.
— Ты мне тут не ставь условий. Мы с ними и огонь, и воду прошли, а ты завтра отсюда улетаешь, понял? — уже всерьез разозлилась я на него.
— Аглаида, я же люблю тебя. С первого взгляда. Я с ума схожу от мысли, что кто-то тебя так же сильно любит. А рыжики тебя именно любят, и Наталья любит. Я понимаю, что тут на Амазонии женщинам всё можно, но, прошу, не делай глупостей. Договорились? — шептал Самуил, крепко прижимая к себе и зарываясь носом в волосы.
— Самуил, может, хватит заниматься самообманом? Мы же оба понимаем, что расстанемся не завтра, так послезавтра, — тихо сказала я, поворачиваясь к нему лицом.
— Аглаида, не говори глупостей. Не расстанемся мы никогда. Я дураком буду, если выпущу тебя из рук. Таких, как ты, больше нет. Ты лучше о подарках своих вспомни. Парни устали, наверное, в ванной комнате со вчерашнего дня сидеть. Я их вечером перед уходом покормил, но уже скоро обед.
Вот я — забывчивая!
— С детства домашних животных не люблю, постоянно требуют внимания: то покорми, то выгуляй. У меня и так трое ненормальных на руках, ещё этих подкинули, — стала возмущаться и выказывать своё недовольство. — Самуил, ты же у меня в гареме главный, вот и следи за ними, мой любимый первый муж.
— Первый и единственный, запомни, любимая, — пригрозил мужчина и потянулся к трубке телефона. — Але, это сто первая комната, нам завтрак на четверых в номер. Да, ждем. Что? Ну, правильно жалуются. Нет, мы не перестанем. Нет, вы нас не сможете выселить. Обратитесь к фирме и исправляйте свои недочеты. Завтрак не забудьте.
— Ты чего сегодня такой нервный и строгий, Самуил? — спросила я, когда он с грохотом положил трубку на место.
— Соседи жалуются на тебя. Говорят, что ты буйная, невоспитанная. Как тут не нервничать! — объяснил Самуил.
— Как на меня? — удивилась я.
Этих соседей я вообще в глаза ни разу не видела. Моя комната первая справа от лифта. Потом комната Натальи, потом рыжиков и последняя, слева от лифта, Рональда. А больше комнат в этом блоке нет.
— А вот так. Говорят, ночи напролет спать мешаешь скрипами и стонами, — весело смеясь, ответил Самуил, крепко прижимая к себе мои бедра.
Пока я раздумывала, смутиться или посмеяться над казусом, коридор огласил ор в Наташкином исполнении. Не задумываясь, рванула на помощь подруге, но Самуил меня легко перехватил, накинув на себя мой халатик, вышел первым в коридор. А мне оставалось лишь закутаться в одеяло и тоже выйти, чтобы поинтересоваться, что случилось у моего чуда.
Выскочив из комнаты, я застала незабываемую картину: ревнивый Отелло в Наташкином исполнении душил Дездемону. В роли последней выступал Рональд, жадно хватающий ртом воздух. Лицо его уже приобрело красный оттенок.
— Леди Натали, а что происходит, — очень вежливо поинтересовался Самуил, даже не думая спасать задыхающегося брюнета.
— Этот соблазнил мою Лауру и теперь отказывается от содеянного. Говорит, она сама к нему пришла.
— Это ты зря, Рональд, я же сам видел, как ты уводил под руку леди Лауру, — сокрушенно сказал Самуил, при этом явно забавляясь пантомимой в исполнении брюнета.
— Натка, отпусти его. Убьешь — посадят же, — пожалела я своего начальника.
— И чего? Чего мне бояться? Я на зоне шесть лет отмотала, меня там как родную примут. Так что мне бояться нечего. Пусть признается, что соблазнил Лауру.
— А с чего такая принципиальность, — не поняла я причину трагедии.
Вроде Натали ревностью никогда не страдала, ей вообще неведомо это чувство.
— Так, поганка эта, говорит, что Лаура — падшая женщина.
— И чего? — всё ещё не понимала я, в чем подвох.
— Ну, это, как бы, очень обидное на этой планете ругательство. Типа, тень упадет на репутацию Лауры, — нехотя стала объяснять блондинка, выпуская из рук шею брюнета. — Если честно, я сама не совсем понимаю. Но Лаура ревет. А я, ты же знаешь, не могу спокойно на плачущую женщину смотреть. Душа требует справедливости! Так что, надо этого гада наказать.
— Ну, так пусть прислуживает вам, раз наказать собралась. Тут, по-моему, у мужиков одно наказание — рабство! — рассуждала вслух я, не замечая, как вытягиваются лица окружающих.
— Точняк, подруга! Чего это я руки марать об него буду. Лаура, а как его рабом сделать? — громко крикнула Натали.