— Не уследите. Всё равно упорхнет птичка из клетки. А так хоть целоваться её научил. Полезное умение, — гордо объяснил мне Митя.
— Идиот ты, Митька, — печально выдохнула я в трубку.
— Знаю, но всё равно не перестану тебя любить, Аглаида. И Светозара, между прочим, мечтает стать как ты. Только вот мне кажется, что переплюнет она тебя по красоте. Но ты для нас останешься самой красивой! Это я к тому, чтобы вы не расстраивались, Аглаида Федоровна, — заискивающе закончил рыжик.
Больше слушать его я заставить себя не смогла и отключила связь.
В комнате повисла тяжелая тишина. Выбравшись из-под одеяла, я снова улеглась на подушки, глядя, как сестра молча встает с кровати. Дойдя до двери, она взялась за ручку и прежде чем потянуть за нее, сказала:
— Дура ты, Агла. Они самые лучшие на свете.
И вышла, а я осталась лежать и возмущенно пыхтеть.
— Сама решу, с кем мне жить! — прошептала в пустоту, когда поняла, что молча лежать у меня не получается.
Советчиков целая квартира, женихов и того достаточно. И снова ночь, а я опять одна в кровати. Да что за жизнь-то за такая?
Прекрасное настроение после пробуждения — это практически миф. Так и у меня: всю ночь проворочалась, устала от тяжелых мыслей, от пролитых слез и жалости к самой себе. Обидно, что у меня даже фотографии Самуила нет. А так хотелось сжечь её раз двадцать, порвать на меленькие кусочки. Хотелось вырвать его из сердца и из своей жизни. Наревевшись, я уснула на сырой подушке.
Будильник противно пищал, требуя выключить его. Что я и сделала, раз просит. Собиралась медленно, постоянно зевая и протирая глаза. Даже прохладный душ не помог.
Мама на кухне приготовила завтрак и, молча накрыв стол, демонстративно ушла, не сказав ни слова. Папа налил себе кофе и сел напротив меня, отгородившись газетой. Брат, наверное, ещё спал. Сестра тоже не появилась. Другими словами, семья объявила мне очередной бойкот!
Позавтракав, вытащила сумки в коридор, стала одеваться, гремя всем, чем можно было, давая понять, что ещё минута, и я уйду. Но мои намеки были так же проигнорированы. Плюнув, громко попрощалась и ушла, тихо прикрыв за собой двери.
Когда спустилась вниз, с трудом волоча за собой баулы, я радостно удивилась: меня ждали братья Ивановы собственной персоной. Митя подбежал ко мне и выхватил мой багаж. Я, довольно улыбаясь, поблагодарила его и отвесила подзатыльник.
— За что? — обиженно возмутился он.
— За совращение несовершеннолетних! — объяснила ему.
— Ей семнадцать! А ты все её маленькой считаешь! — стал препираться со мной Митя.
— И чего, что семнадцать? Но не восемнадцать же! Ей ещё рано целоваться с такими развратниками как ты!
— А чего сразу развратник, я же её остановил! И не было ничего между нами, — оправдывался рыжий.
— Молчи лучше, а то наговоришь, я чувствую. Просто держись от неё подальше! — предупредила я его.
— Аглаида Федоровна, я бы попросил вас не наговаривать на меня. Я ничего не хочу сказать плохого о вашей сестре, но это она на меня напала, я думал, что это вы! От неё духами вашими пахло, ещё и глаза ладошками закрыла. А когда целовать стала, я же обрадовался, что это вы обратили на меня внимание, а потом такой сюрприз! — уже спокойно рассказал Митя, заталкивая чемодан в багажник.
— Прости, — извинилась перед ним.
Ну да, представляю, как он испугался, когда не меня, а сестричку мою увидел. Зарка — та ещё зараза: настырная и прямолинейная, как шпала. Захотела Митю, значит получит. Год для неё не срок, дождется своего часа. Теперь мне понятно стало её стремление поехать со мной на Амазонию. Там у Мити не будет прав отказать ей. Вот противная! Слов нет, одни маты!
— Прости, — ещё раз повторила, понимая, что не сестру, а Митю от неё надо спасать.
Тарас, наблюдавший за нами со стороны, вдруг встревоженно спросил:
— А что произошло? Я так понимаю, Митя что-то опять натворил?
Митя громко закрыл крышку багажника и, повернувшись к брату лицом, горько ответил:
— Мы просто целовались и всё! Потом Федор Артурович нас увидел. Так что всё, хватит об этом.
— Федор Артурович застал тебя целующегося со Светозарой, и ты всё ещё живой? Не верю, — пораженно выдохнул Тарас.
Я тоже не верила. Папка не мог просто так все это оставить.
— Сам же видишь. Я живой и здоровый. Только полмесяца ходил со сломанной рукой.
— А-а-а, так это тогда было? — вспомнила я, как примерно год назад Митя в гипсе ходил.
Правда, легенда его была красивая. Он как волк сражался с целой стаей врагов. Ну, теперь понятно, что ему повезло ещё, что отец остановился на руке и ничего больше не сломал.
Тарас покачал головой и открыл для меня дверцу машины.
— Самое обидное, что я не мог руку на него поднять. Просто уворачивался, а его это ещё больше взбесило, — пожаловался Митька, садясь на место водителя.
— Да уж, — многозначительно протянул брат.
Радостное настроение от рассказа рыжика не покидало меня всю поездку. Стоило только мне встретиться с ним взглядом, как перед глазами появлялась картинка: Митя лежит на земле, а папка возвышается над ним и на всю улицу обещает оторвать у рыжика самое главное достоинство мужчины.