— Ты что, шутишь? — взревела Наташка. — Я не позволю никому её и пальцем тронуть. Ты совсем, что ли, мозги все растеряла. Ребенка и ремнем! Да где это видано! Да в тюрьме и то ремнем никого и никогда! Ну, ты даешь!
— Меня папа наказывал, мне помогло. А её ещё никто ни разу, и вот результат. Так что надо наверстать упущенное, — издевалась я над Наташкой.
Всё же как-то обидно, она моя подруга, любит больше Зару, а не меня. Продолжить спор мы не успели, нас прервали.
— Я не смогу, — признался Митя, пряча от меня свои глаза.
Мне даже смешно стало. Так горячился ещё недавно, желая найти и наказать, и вот тебе раз!
— Ну, как же так! — наигранно изумилась я. — А кто в самолете об этом только и мечтал — поквитаться с ней за всё. Вот и иди. Чем быстрее это сделаешь, тем быстрее она от тебя отстанет. Любовь плавно превратится в ненависть.
— Я не смогу, — буркнул рыжик и, встав из-за стола, покинул наше общество.
Я тихо рассмеялась. Говорить — все горазды, а как случай представится — сбегают, поджав хвосты.
— Что с тобой случилось, Агла? Я тебя не узнаю! — обвиняюще произнесла моя лучшая и единственная подруга.
Она демонстративно встала из-за стола и сказала, обратившись к амазонке:
— Лаура, поехали домой. Видеть её не могу, — потом обожгла меня гневным взглядом и горько кинула: — Во что ты превратилась?
— Любимая, это просто пагубное влияние мужчин. Ну не заводись, Натали. Поживет недельку с нами и всё пройдет, — успокаивала свою любимую амазонка и ушла вслед за ней, так и не попрощавшись со мной.
На душе появился горький осадок обиды. Ссориться с Наташкой я не планировала и совсем уж не ожидала от неё такой реакции.
Тяжело вздохнув, я попыталась пересесть на свой стул, только у Тараса было на этот счет свое мнение: он не дал и с места сдвинуться. Обернулась к нему лицом. Сидит, довольно улыбаясь, и лишь сильнее к себе прижимает за талию.
— Чего? — спросила я, понимая, что он так молчать может очень долго.
— Скучаешь? — услышала я.
— Что? — переспросила, не поняв о чем он.
— Скучаешь, — уже утверждал Тарас.
— А понятнее сказать можешь? — начиная заводиться, спросила у Иванова.
— Пойдем, провожу тебя до спальни. Ты устала от перелета, — велел мне он, помогая встать на ноги.
Сам взял за руку и потянул за собой из столовой.
— Тарас, а с каких это пор ты ко мне на «ты»? — ехидно уточнила я у рыжика.
— С тех пор, как ты перестала быть правильной девочкой, — вернул мне тот же тон Тарас.
Я от такой наглости даже с шага сбилась. Рыжик сбавил скорость и, удостоверившись, что со мной всё хорошо, весело мне подмигнул.
— Я не разрешаю тебе так ко мне обращаться. Я понятно выражаюсь? Для вас я — Аглаида Федоровна, и никак иначе, — отчитала я Тараса, но вызвала у него лишь усмешку.
Чуть подумав, он все же ответил:
— Как пожелаешь, Аглаида Федоровна. Но стервой быть тебе не идет. Так что, закругляйся. Если так сильно по нему скучаешь, мы тебе его сюда привезем, и делай с ним что хочешь. Только, прошу, не надо на других срываться. Мы тебя любим, Аглаида, но и ты пойми нас. Мы к тебе всей душой, а ты… — и многозначительно так умолк, типа догадайся сама.
— Ну, ну! Договаривай, не стесняйся в выражениях. А я? — злясь, подначивала я рыжика.
И чего он сюда Самуила приплел? Тот-то тут причем? И почему это стервой мне быть не идёт. Всем идёт, а мне не идёт. Идиот!
Обида стала съедать меня изнутри, даже глаза от слёз защипало. Всем можно, а мне опять нельзя, да как так-то? Где это написано, что всем можно нервы другим трепать, а мне категорически не идет.
Первая капля сорвалась из глаз, когда мы подошли к двери. Стерла её украдкой, чтобы Тарас не заметил. В спальню просто ворвалась, захлопывая дверь со всей силы. Только верткий мужчина сумел заскочить внутрь до того, как его этой дверью чуть не защемило.
— Уйди! — рыдая, приказала я ему.
Но он словно не слышал меня, подошел к кровати и, откинув одеяло, стал взбивать подушки.
— Аглаида, ты просто устала. Тебе надо расслабиться, выспаться. Ты слишком зажимаешься, не даешь выхода эмоциям. Ты так давно не улыбалась, — вещал рыжик, продолжая приготавливать кровать. — То, что Светозару стоит наказать, тут ты, несомненно, права, и мы её накажем. Только не ремнем. Митя хоть и злился на неё за тот инцидент, но он тоже девочку понимает — первая любовь, романтика. Это надо просто пережить, и он переживет, в этом я уверен. И Наташка остынет, уже вечером, вот увидишь, она будет прыгать у тебя на кровати. Аглаида, всё будет хорошо. Просто ты устала.
Я сама не заметила, как перестав рыдать, стояла и слушала каждое слово, сказанное Тарасом. Конечно, он прав. Нервотрепка, которую я пережила на Земле, не прошла для меня бесследно. Вот высплюсь и сама отшлепаю Зарку. Голодом её бесполезно морить, она же постоянно на диетах сидит, и это в её — то возрасте! А что же будет, когда подрастет?
Грустно вздохнув, я всё же решилась задать мучавший меня вопрос:
— Почему мне не идет быть стервой? Чем я хуже других?
Голос чуть срывался, но Тарас услышал. Неслышно подошел сзади и, приобняв, повел меня к кровати.