Читаем Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) полностью

Первым взлетел подполковник Канарев, за ним я, за мной Трошин. Затем левый пеленг — Чумичев, Бесов, Козырин. Сразу построились: выйти на высоту не позволяла сплошная облачность.

— Видимость ненадежная, — посетовал Степан [116] Афанасьевич. Похоже, он в самом деле чувствозал себя не очень уверенно. — Как бы удар не сорвался...

— Есть запасная цель — Анапа. Бомбы обратно не повезем!

Спустя час вынуждены были снизиться до восьмисот. Видимость еще более ухудшилась. Вскоре стало ясно: Стешенко был прав, метеоусловия не позволят выполнить задачу.

Ведущий взял курс на Анапу.

— Проходим мыс Утриш, — по всем правилам доложил майор. — До цели двенадцать минут.

— Вас понял. Бомбить по сигналу ведущего.

По сигналу намного легче. И на боевой курс выведет штурман полка Толмачев. Только не пропустить момента...

Последний ориентир. Шестерка выполняет доворот, ложится на боевой курс. Створки бомболюков открыты. Самолеты с ревом проносятся на небольшой высоте над портом, черными струями прошивая пристань, корабли, скопившиеся в городском парке автомашины...

— Это вам завтрак! — кричит Жуковец так, будто немцы могут его услышать. — А теперь проведем «политинформацию»...

Его обязанность. Высовывает в отверстие нижнего люка одну за другой пачки листовок, встряхивает так, что шпагат разрывается и рассыпавшиеся листки белым шлейфом тянутся за самолетом.

Удар оказался внезапным. Лишь на отходе вдогонку нам потянулись трассы «эрликонов». Достать нас фашисты уже не могли, лупили впустую, чтоб оправдаться перед своим начальством.

Отворот в море. Форсирую моторы, но тяги еле хватает, чтобы держаться в строю.

— Штурман, люки! — кричит Панов.

— Понял! — спокойно отвечает Стешенко. [117]

Отгоняю воспоминание о Грише. В прорезь приборной доски вижу, как Степан Афанасьевич возится с тем самым штурвальчиком: не может найти стопор. Ну да, ведь летал на другой машине. Жду, найдет сам. Нашел.

— Каков результат удара? — спрашиваю у стрелков: разрывы бомб им виднее.

— В порту и у пристани три больших взрыва, пять очагов пожара. На окраине парка накрыли технику...

— А не лучше было действовать звеньями? — делится мнением Степан Афанасьевич. — Чем захватывать парк, дважды отбомбиться по порту.

— Пожалуй. Но ведь тактика разрабатывалась для основной цели. В Тамани порт шире по фронту.

— А почему бы не разработать и для запасной?

В самом деле. С уважением взглядываю сквозь прорезь. На минуту становится стыдно за мимолетное чувство превосходства, из-за стопора, люков... Умеет человек думать. А я только о своем экипаже, своей задаче. А надо за всех! Все в одинаковом ответе — за каждый успех, неуспех, за общую нашу победу...

Подумал так и вдруг почувствовал себя выше. Будто по должности поднялся.

— Через десять минут посадка, — оторвавшись от карты, доложил замполит.

Не успели остановиться винты, как поступил приказ приготовиться к повторному вылету. Группу возглавляет майор Арсеньев, заместитель командира полка.

— Надо пробиться, мы же гвардейцы! Сообщают: погода на трассе улучшилась.

У машин закипела работа: подвешивали бомбы, заправляли баки...

Через полчаса над аэродромом взвились зеленые ракеты. Первым взлетел Арсеньев, за ним Чумичев, я, Трошин, Бесов — пятерка. Строем клина легли на курс.

Полет над морем. Из-за скверной видимости приходится цепко держаться в строю. Умело обходим мощную [118] кучевую облачность. Группу ведет штурман полка Толмачев.

Взглядываю на Стешенко. Усердно трудится над картой, производит расчеты. Так и положено: в любой момент мы должны быть готовы самостоятельно продолжать полет.

— Сколько до цели, товарищ майор?

— Пятнадцать минут, командир.

Немного смущаюсь. Но командир здесь действительно я. Он — подчиненный.

Таманский полуостров просматривается в разрывах облаков. На головной машине открываются бомболюки. И тут же вокруг возникают разрывы.

— Средний калибр, — спокойно определяет Стешенко. — А вот и «эрликоны»...

С противозенитным маневром выходим на цель.

— Бомбы сбросил! — докладывает мой штурман.

Вслед за ведущим ложусь в разворот.

— Все как по нотам, Степан Афанасьевич!

В ответ его голос, четкий, спокойный:

— Два «мессера», командир! Справа, со стороны Керчи.

Быстро нахожу высоко в небе два характерных крестика.

— Панов, доложи ведущему...

«Мессеры» развернулись, понеслись вниз. Загрохотал крупнокалиберный пулемет Панова. Слева мелькнула огненная струя, простучала по крылу градом. Сейчас вторая — по бензобакам...

Сжавшись в комок, ощущая всей кожей наведенные пушки и пулеметы, вжимаюсь в бронеспинку. Но огонь открыла уже вся группа. Истребители не рискуют приблизиться, пучки трасс проносятся, не задев нас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии