Командиры мужают в боях

У переправы к нашему батальону присоединились бойцы из некоторых других полковых подразделений. Сейчас, конечно, трудно точно установить сколько именно. Пожалуй, человек пятьсот-семьсот. К тому времени дивизия понесла весьма ощутимые потери в командном составе: командир артиллерийского полка был убит, все три командира стрелковых полков — ранены. Поскольку на переправе не оказалось никого старше по званию, мне пришлось временно принять на себя командование этим отрядом. Мы стали именовать его 39-м гвардейским стрелковым полком.

Через реку был наведен понтонный мост. У переправы— сутолока. Майор, командовавший движением войск, один не управлялся.

К берегу подъехала полуторка-стартер. На ней — летчик-лейтенант. Увидел мои голубые петлицы — я еще носил летную форму, — подошел ко мне.

— Что будем делать?

— Переправляться.

— А как?

— Не знаю.

Пошли мы с ним к майору, я доложил, что привел сюда полк: надо организованно переправиться.

— Помогите навести порядок, — попросил майор. — Тогда и переправитесь.

Все наши командиры включились в работу. Пробку удалось рассосать. С грехом пополам перебрались на противоположный берег Дона.

Я попытался разыскать кого-нибудь, кто мог бы членораздельно сказать мне, что делать дальше. Мы понимали, что на Дону должна быть организована оборона, что на этом водном рубеже нужно задержать наступление противника. Но найти никого не удалось.

Над рекой появился вражеский воздушный разведчик. Значит, скоро прилетят бомбардировщики. Мы отъехали на несколько километров в сторону и рассредоточились. Мимо пролетели две группы бомбардировщиков по тридцать шесть самолетов каждая. Они стали бомбить переправу.

Мы дошли до какой-то станицы и расположились на отдых. Старшины затеяли кормить людей, а я пустился на поиски начальства. Надо было узнать, где наша дивизия или хотя бы штаб армии. И опять никто ничего не мог сказать толком. Что делать — неизвестно: занимать ли оборону, идти ли дальше? Вдруг, откуда ни возьмись, лейтенант Карпенко и младший политрук Гришин, говорят, что меня вызывает какой-то офицер. Подошел с ними к машине, навстречу мне — капитан:

— Кто вы?

— Командир первого батальона, тридцать девятого гвардейского полка…

Он проверил мои документы и передал письменное приказание, в котором говорилось: «Командиру 13-й гвардейской стрелковой дивизии следовать через Котельниково, Сталинград в Дубовку».

— Это же адресовано командиру дивизии, а я всего-навсего комбат.

— Мне все равно, — ответил он. — Мне велено: кого из офицеров дивизии встречу, тому и приказ вручить. А вы своего командира дивизии уж сами ищите.

Записал мою фамилию и умчался.

Карты у нас не нашлось. Расспросил местных жителей, те подсказали, как ехать. Объявил личному составу о полученном приказе, и, вытянувшись в колонну, мы поехали. Я не оговорился: именно поехали, пеших у нас уже не было, все разместились на подводах.

Мне повезло: не успели выбраться из населенного пункта, как встретили полкового инженера старшего лейтенанта Николая Григорьевича Паршина. От него я и узнал, что наш полк переправился через Дон в районе Цимлянской. Примерно в то же время, что и мы. Гитлеровцы следом высадили десант, но он был сброшен в реку. Командование полка, две полковые батареи и часть 3-го батальона (в полку было в ту пору всего два батальона) находились здесь же, неподалеку.

Мы с Паршиным рысью поехали к комполка. Майор Долюв очень обрадовался, что мы нашлись и что теперь налицо, хотя и сильно потрепанный, но все же полк. Долгов спросил, сколько у меня людей, где они, накормлены ли. Я доложил. Сказал, что имею кухни и запасы продовольствия.

Здесь же я познакомился с новым комиссаром полка майором Тимошенко. Это был среднего роста мужчина в пилотке, подчеркивавшей полноту его широкого лица.

Комиссары у нас и в батальонах, и в полку, и в дивизии были хорошие. Каждый умел поговорить с человеком, а на войне это ох как много значит! Мы жили с нашими комиссарами душа в душу, и когда кто-то из них выбывал по ранению, а кого-то в интересах дела переводили в другую часть и на их место приходили новые люди, к ним, естественно, приглядывались, прикидывали: «Каков ты есть? Уживемся ли?» На войне каждый на виду: каков ты — проверяется не на словах, а в бою, в деле.

Нашего любимого комиссара Михаила Ильича Ракчеева переводили в соседний, 34-й гвардейский стрелковый полк.

Дальнейший наш путь был долгим. Прошли через Сталинград — еще целый, не разбитый, не сожженный, затем повернули на север, к Дубовке. Там в конце июля 13-я гвардейская стрелковая дивизия была переправлена на левый берег Волги и впервые с начала войны расположена на отдых и доукомплектование. 39-му гвардейскому стрелковому полку было отведено место в роще, за селом Политотдельское.

К нам пришло пополнение из госпиталей и расформированных подразделений. Народ хороший, опытный. Батальон укомплектовали почти по полному штату (не хватало лишь девятнадцати человек).