— Боцман! Абордаж! — скомандовал капитан, и над израненным кораблём разнеслась трель боцманской дудки, а Глантэн, повернувшись к рулевому, показал на линкор лютенцев, рулевой чуть подправил курс, и этого было достаточно, с парусами работать не надо было, тем более что осталась одна мачта. На линкоре, видно, приняли такое же решение, и он шёл навстречу «Неустрашимому», но в отличие от фрегата, там сохранились погонные пушки, и их комендоры готовились дать залп. Глантэн заскрипел зубами. Самообладание покинуло его, он понимал, что залп этих четырёх орудий будет для «Неустрашимого» смертельным, даже если те пушки заряжены ядрами, а не бомбами. Четыре длинные пушки — это серьёзно, а на линкорах погонные орудия именно таким и были, и их залп способен разворотить нос фрегата, сделав пробоину, от которой корабль утонет за несколько минут. Глантэн понял, что капитан линкора и не собирался сводить свой корабль в абордаже с «Неустрашимым», после залпа носовых пушек он отвернёт в сторону и, проходя мимо фрегата, добьёт его бортовым залпом, а возможно, просто отвернёт в сторону, ведь тонущий тоже может стрелять с борта — там-то пушки целые. Скорее всего, так и будет, капитан линкора будет расстреливать потерявший ход «Неустрашимый» с носа или кормы.
Глантэн сжал зубы и прикрыл глаза — это конец! И он ничего сделать не может! Оставалось только одно — достойно принять смерть, пойти на дно не спустив флаг! Капитан прикрыл глаза и тут же открыл — выстрелила пушка, но это был одиночный выстрел, а не залп и стреляла палубная карронада «Неустрашимого», а не длинные пушки линейного корабля! Лейтенант Ланик каким-то образом сумел развернуть вдоль палубы одну из уцелевших карронад. С такого расстояния да из такого положения картечью попасть просто было невозможно, но лейтенант попал! Пушки линкора так и не выстрелили, их расчёты были полностью выбиты. А Ланик выстрелил второй раз, и картечь накрыла капитанский мостик линкора, отдать команду на поворот там уже было некому. Глантэн осенил себя знаком Единого, но при этом произнёс:
— О великая богиня, ты не оставила нас!
А Франо удивлённо открыл рот, он находился ближе всего к Таисе и видел, что его друг сделал второй выстрел, не заряжая пушку после первого! Но раздумывать над этим было некогда, корабли стремительно сближались, и абордажные команды высыпали на палубы, готовясь вступить в бой. Франо тоже приготовился, сжимая в руках абордажный крюк, как прогремел третий выстрел — картечь градом обрушилась на находящихся на палубе линкора. Там, действительно, было намного больше бойцов, чем на «Неустрашимом», и этот выстрел уровнял шансы, мало того, он остановил наступательный порыв лютенцев, что позволило абордажной команде фрегата ворваться на палубу вражеского корабля. Да что там абордажной — в бой пошёл весь экипаж тонущего «Неустрашимого». Франо с удивлением отметил, что Ланик, который только что стрелял из пушки, одним из первых перепрыгнул на палубу вражеского линкора и теперь рвётся к капитанскому мостику, откуда кто-то пытается руководить боем. Засмотревшись на бешено вращающую саблями Таису, Франо пропустил удар — сабля здоровенного детины уже опускалась на голову лейтенанта, и снова в памяти мелькнуло лицо Анжелины. А сабля, угрожающая жизни Франо, была выбита из рук лютенца, шальной пулей. Франо машинально махнул своей саблей и зарубив растерянного лютенца, побежал дальше. У капитанского мостика, увидев, как Таиса поднимается туда по лестнице, лейтенант застыл, наткнувшись на дуло ружья, — выскочивший откуда-то сбоку матрос линкора намеревался сделать выстрел в упор. И снова перед мысленным взором юноши мелькнуло лицо Анжелины, матрос, целившийся в Франо, упал с простреленной головой.
— Осторожнее надо бы… — начал лейтенант Доугберри, но сам упал, получив пулю в грудь. Франо, как и Доугберри, двигавшийся на острие атаки, отступил к своим и глянул вперёд, там у самого мостика, в окружении вражеских абордажников, как юла вертелся его друг. Таису совершенно не смущало, что вокруг только одни враги, пытающиеся её достать саблей или подстрелить из пистолета. Она каким-то немыслимым образом уворачивалась от выпадов противника, но сама при этом разила без промаха. Вот Таиса крутанулась на месте, и сабли в её руках превратились в две сверкающие полосы, когда же она остановилась, то вокруг было пустое пространство — все, кто её атаковал, лежали на палубе. Таиса завертела саблями и двинулась на попятившихся врагов, от двух выстрелов, сделанных в упор, она совершенно непостижимым образом сумела увернуться. Эти действия лейтенанта-альбионца, видно, были последней каплей — и лютенцы дрогнули. Линкор был захвачен. Но победа экипажу «Неустрашимого» досталась дорогой ценой, уцелела едва его четверть, да и сам «Неустрашимый» пребывал в плачевном положении — на плаву его удерживали только абордажные крючья, но это продолжаться долго не могло, фрегат, опасно накренившись, вот-вот должен был пойти ко дну, крючья долго удержать его не могли.