– Нет значит нет. Придется моим людям поискать самим. Как только Кефе будет взят штурмом, - лениво заметил я и даже не удержался от демонстративного зевка. - Помимо солдат с нами казаки, а они страсть как любят врываться в чужие города. Вам рассказать, что случается после штурма?
Не потребовалось. Отдать захваченный город на разграбление - обычная практика по всей цивилизованной Европе, и шире - по всему известному миру, поэтому в комментариях не нуждается. Озверевших во время штурма солдат остановить невозможно. Вот им и дают спустить пар на сутки, а то и трое. Выживет ли кто из горожан в течение этого времени, никого не волнует…
Турок еще пытался что-то говорить о плохой торговле, о разорении состоятельных некогда людей, однако выслушивать его времени не было.
Я достал приготовленные заранее песочные часы у меня были механические, карманные, но песочные в данном случае на порядок нагляднее демонстрируют неумолимый бег времени.
– К глубокому сожалению, я могу вам дать только два часа. Люди рвутся на штурм, и стоит больших усилий сдерживать их. Но за этот срок я ручаюсь.
И первые песчинки посыпались вниз.
Двух часов оказалось даже много. Первые невольники появились уже спустя полчаса. А затем - как прорвало. Люди шли и шли. Мужчины и женщины всех возрастов, зачастую - с детьми. Их отводили в сторону, с расчетом, чтобы и они тоже не смогли оценить подлинные силы освободителей.
Выкуп тоже появился раньше предельного срока. Золото, серебро, драгоценные камни… Все более-менее компактное, пригодное к перевозке.
Жаль, пересчитывать времени не было. Это же не пачки ассигнаций в банковской упаковке для удобства счета. Оценить каждый камушек, перевести одну валюту в другую…
– Лука, пошли за Клюгенау. Пусть сдаст команду Жан-Жаку, а сам едет сюда. Мне нужен кто-то, кто займется освобожденными. И вот еще. Через полчаса Гранье и Ширяев должны снять людей. Казаки пусть пока продолжают маячить еще столько же, а потом догоняют нас.
– Сделаю, - кивает сотник.
Понятия о дисциплине у казаков пока своеобразные, они еще не превратились в имперское войско, и потому зачастую фразы звучат отнюдь не уставные.
Между тем количество бывших невольников превышает все ожидания. Их уже минимум тысяч семь, и число все продолжает расти. Поневоле начинаю волноваться, хватит ли у нас тоннажа, чтобы вывести разом всех. Нет, можно потесниться. Расстояния в Азовском море не настолько велики, а в тесноте - не в обиде. Да только всему есть предел.
Наконец появляется Клюгенау. Сразу оценивающе смотрит на добычу и даже сглатывает слюну. Словно! драгоценности - это еда.
– Герр полковник… - выдыхает мой первый зам, не находя слов восторга.
– Дитрих, займитесь невольниками. Мы должны как можно скорее выступить в обратный путь.
– Но почему я? - возмущается подполковник. Боевой офицер - и вдруг такая задача!
– Потому что мне больше некому поручить это дело, - поясняю я. - Вместе с тем, если их хоть немного не организовать, мы рискуем не успеть вернуться до темноты к кораблям.
– Яволь! - подтягивается Клюгенау.
– К казне караул из надежных солдат, - продолжил я.
– Могет, из казаков? - предложил сразу Лука. А нет, брать себе они не будут. Вечные добытчики, прекрасно понимают: начни мы сейчас дуван делить, и ноги не унесет никто. Но добычу охранять надобно.
– Я сказал: солдат. Тебе, Лука, другое поручение. Подбери дюжину казаков. Надо по Кафе проехать. Посмотрим, всех ли невольников выдали. Только предупреди: никакого грабежа! Жителей не обижать. Мы слово дали.
– Оно конечно, - вздохнул Лука.
Может, ему бы хотелось нарушить, да только злить местных чрез меру не стоило. Обрушатся на нас, шапками закидают.
Седобородый турок встретил нас у ворот. Он словно безмолвно вопрошал: теперь-то вам что надо? Но, раз уступив, теперь возражать не осмеливался.
Мы ехали по городу, провожаемые недобрым молчанием. Жители искоса - открыто не осмеливались - посматривали на нас, как на разбойников. Зато немногочисленный гарнизон спрятался от греха подальше. Безделье и отсутствие опасностей разлагает воина. Это не Азов, вынужденно отражавший казачьи набеги.
Около одного из домов промелькнуло светлое женское лицо.
– Стой! - приподнял я руку. - Красавица, подойди.
Женщина поняла мою речь и с опаской подвинулась к кавалькаде. Точно, откуда-то из Руси или Малороссии.
– Я сказал: отпустить всех невольников. Кто хозяин? - вопросил я сопровождавшего нас турка-переводчика.
– Не губите, господин! - Женщина бросилась в ноги перед моим конем. - Не хочу никуда! Не отбирайте меня у Хасана!
Вытащенный на улицу хозяин, полноватый, однако с холеным лицом, стоял между казаками ни жив, ни мертв.
– Детей отца не лишайте! Ой, лишенько! - причитала женщина.
Сопровождающие меня мялись. Черт их, баб, разберет! Ей добра хотят, дуре, а она…
Но мало-помалу прояснилось. Женщина, действительно с Малороссии, уже давно считалась женой купившего ее Хасана. Даже троих детей успели завести. Если остальным бывшим пленникам наш приход доставил радость, то для нее оборачивался бедой.