Я предполагал увидеть Эдика вместе с неизменным Чарли. В моем представлении оба джентльмена являли как бы одно целое. Практически всегда вдвоем, этакие закадычные друзья, проведшие вместе столько дел и лет, что расставаться давно стало невмоготу.
Я ошибся. Чарли по непонятным причинам отсутствовал. Лорд был вдвоем с женщиной, и хоть та сидела ко мне спиной, я по екнувшему сердцу понял, с какой именно.
Мы церемонно поздоровались. Я понимал: все это предосудительно, ненормально. Я настолько старательно избегал любых встреч. Да и сколько их было! Без малейшего труда могу перечислить их все, начиная с самой первой на палубе только что захваченного британского фрегата. Того, который потом стал нашим верным «Вепрем».
Аппетит куда-то пропал. Я что-то ел, чем-то запивал, не воспринимая вкуса и следя только за тем, чтобы вести себя адекватно несложной ситуации. Обедают отец с замужней дочерью и их знакомый – что в том такого?
Мэри почти не поднимала на меня глаз. Лишь пару раз посмотрела, словно обожгла, пронзила насквозь, а дальше сидела, скромно потупившись в тарелку. Я тоже старательно старался не смотреть на нее, разглядывая обстановку. Честно признаюсь, никакого толку от разглядывания не было. Как выглядел кабинет, не имею никакого понятия. Нечто зыбкое, теряющееся в непонятной пелене. В странном мареве, будто я находился не в реальном мире, а во сне, когда не в состоянии сфокусировать взгляд на окружающем.
– О вас много говорят, Командор, – пробился в сознание голос Эдуарда. – Туркам сильно повезло, что царь Петр ищет мира. В противном случае я бы им не позавидовал. Такое впечатление, будто из всего русского флота действуете только вы.
Показалось, будто лорд вздохнул.
– Остальным просто не представилось случая. – Лесть на меня не действовала. Напротив, когда хвалят прямо в глаза, всегда чувствую некоторую неловкость. – Вы же понимаете, флот совсем молодой, большинство моряков неопытны. Нельзя сразу требовать от них умения. Всему свое время. Научатся потихоньку. Не без помощи ваших соотечественников.
– Вы бы тоже могли многому научить, – заметил Эдик. – Признаться, думал, что вы находитесь на юге. Даже удивился, встретив вас в Москве.
– Я же еще занимаюсь армией. – Только не надо говорить, будто Эдик этого не знал.
– И каковы успехи? Не вполне понимаю, зачем Петру формировать новую армию. Мир с турками не за горами. Вы же не собираетесь ни с кем воевать?
Что за охота говорить о делах в присутствии женщин?
– Чтобы заключить выгодный мир, надо быть сильным противником, – заметил я.
Грядущая война со шведами – тайна, и меньше всего хочется посвящать в нее британских друзей. Кто знает, что им выгоднее в данный момент – крушение недавнего союзника или, напротив, он нужен сильным и крепким в предчувствии очередной англо-французской свары?
Мэри упорно молчала. Хотелось как-нибудь привлечь ее к разговору, однако едва ли не первый раз в жизни все возможные слова казались фальшивыми.
Да и что я мог ей сказать? Она замужем, к тому же за моим врагом. Баронет с виду демонстрировал мне, что прошлое позабыто напрочь, однако я не настолько дурак и чувствую подлинное отношение. Да и сам я помнил о страстном желании бывшего победителя вздернуть меня повыше.
Вошедший в кабинет слуга что-то подобострастно прошептал на ухо Эдуарду.
– Прошу прощения, я вас покину ненадолго. – Лорд поднялся и ушел, оставив меня наедине со своей дочерью.
Ему что? Молчание повисло, стало давить, и я ляпнул первое, что пришло в голову:
– Аркадий рассказал о вашем совместном путешествии.
Я чуть было не добавил, что далеко не каждая женщина рискнет путешествовать по Балтике зимой. Едва успел прикусить губу. Зачем напоминать Мэри о ее пиратском прошлом?
Как давно это было!
– Раз рассказал, то могли бы навестить. Знаете же, что я здесь одинока. – Мэри вновь обожгла меня взглядом, но тут же опустила глаза.
Очевидно, из милости, чтобы не сжечь меня живьем.
Но слова – как удар поддых. Как публичное уличение в трусости.
– Мне было неудобно к замужней даме, – пробормотал я.
Мэри зарделась. Словно услышала вопиющую бестактность. Нестерпимо захотелось извиниться непонятно за что. Я едва подавил заведомо глупый порыв.
Молчание вновь стало непереносимым. Почему обычно я легко чувствовал себя с женщинами, а здесь постоянно ощущал не неловкость, нет, но какое-то странное напряжение, едва ли не состояние неведомой вины? Или это и есть та самая воспетая романтическими поэтами сладострастная мука? И больно, и как величайшим счастьем дорожишь этой болью…
– Я еще не выразила вам свое сочувствие, Командор, – произнесла Мэри. – Поверьте, мне очень жаль, что так случилось.
– Спасибо, леди, – я едва не назвал ее по имени в нарушении всех и всяческих правил британской чопорности.
На этот раз во взгляде женщины был не огонь, а обволакивающая душу теплота.